Гелион клонился к закату. Необходимость поиска ночлега сводила Лорисс с ума. Она сидела на поваленном дереве. Уставшие от красок летнего леса глаза не без труда отыскали в густой траве землеройку. Безучастно наблюдая за тем, как та возится с убитым кузнечиком, Лорисс слушала как Заморыш шумно пыхтит за ухом.
Что заставило ее поднять голову, Лорисс не знала. Они появились внезапно, ниоткуда и прямо у нее на глазах. В красном свете заката отчетливо выделялись белые обнаженные тела. На вздувшихся буграх мышц блестели капли пота. Пух, долетевший сюда от Вербных деревьев кружился у их ног.
Мары-морочницы.
Лорисс вскочила, но не успела сделать и шага, как парализующий волю страх пригвоздил ее к месту. Ей бы шептать слова наговора, отгоняющего мороку, ей бы молить о помощи - если девы недавно стали морочницами отпустили бы, смилостивились! Ей бы поминать усопших родственников - глядишь, заступились бы. Ей бы бежать без оглядки, лихорадочно отыскивая свободную от подлеска тропу!
А вместо этого она стояла возле поваленного дерева, удерживая крупную дрожь, что била тело.
Мара, что шла первой, не отрывала от Лорисс пронзительных черных глаза. Белое лицо пугало совершенной красотой. Если бы не змеи мышц, что перекатывались под белой кожей, она сошла бы за женщину. Босые ноги смяли высокую траву, намертво втоптав ее в черную землю. Мара остановилась, настороженно вглядываясь в Лорисс. Две другие ночные девы послушными белыми тенями замерли рядом. Мара повела носом, словно от Лорисс исходил сильный запах. Потом она улыбнулась, показав красные в свете Гелиона зубы. Ночные девы разомкнули сведенные на груди руки и двинулись следом.
Долгое мгновенье Мара разглядывала трясущуюся от страха Лорисс. Дева медленно подняла голову, так, что стал виден красный круг шрама, опоясывающий мощную шею, и рассмеялась.
В гулкой вечерней тишине, ее смех не подхватило эхо. Хриплый звук растаял без следа, стоило Маре умолкнуть. Белые плечи еще сотрясал беззвучный смех, а Лорисс уловила отзвуки мыслей, что затерялись где-то в глубинах сознанья: последний шанс она упустила. Сейчас Мара перережет ей горло - зачем ей нож? - страшные отточенные когти привыкли рвать на части обреченную жертву. Знать, вечно Лорисс суждено белой тенью во плоти бродить по лесу, выискивая одиноких путников, погружать острые когти в желанную плоть, чтобы впитать в себя последний вздох, способный дать больше, чем жизнь. Убить, чтобы продолжить то, что не называется жизнью после смерти, но называется смертью после жизни.
Мара не торопилась. Она словно разгадала, что Лорисс не способна оказать ей маломальского сопротивления. Ночная дева остановилась в нескольких шагах и морок, которым она прикрывалась, сошел с нее, как пенка с кипяченного молока.
Мара был стара. Лорисс заставила себя смотреть на то, как проваливается на прежде красивом лице носовая перегородка, как морщится кожа, а желтыми мутными каплями вытекают глаза, оставляя глазницы пустыми. Шрам на горле более не стягивал края кожи, они разошлись, обнажая черную плоть. Голое тело высохло, но на костях по-прежнему змеились мышцы. Морок исчез и перед Лорисс стояла ночная дева. Стояла не роскошной женщиной с упругим телом и крутыми бедрами, стояла в худшем своем проявлении.
Это могло означать только одно.
Конец.
Ожидая острой боли, в дикой судороге Лорисс сжала хрупкое тельце Заморыша, впилась ногтями, захватывая в густой шерсти кожу. И тогда он закричал. Тонко и пронзительно. От его крика дрогнуло тянувшееся к Лорисс высохшее безглазое лицо. Невзирая на боль, на то, что оставляет клочки шерсти в судорожно сведенных руках, Заморыш вырвался на свободу и метнулся вглубь леса.
Мара открыла рот в безмолвном крике, обнажив черные пни зубов. Она хрипела. Хищные когти сжались в кулаки, разрывая собственную кожу. К ней на подмогу рванулись две девы, стоявшие поодаль.
Лорисс не знала, что случилось дальше. Черная тень накрыла поляну, заслонив свет заходящего Гелиона. Черная тень ураганным ветром склонила верхушки деревьев и подняла вверх белый пух Вербных деревьев. Без времени наступившая ночь стерла краски заката, высветив белые обнаженные тела и нечеловеческие лица морочниц. Темный ветер уродовал застывшие в немом крике рты, проникал в пустые глазницы, рвал и относил прочь клочья седых волос. Ветер заставлял высохшие руки мельничными крыльями мелькать в воздухе, отбиваясь от неведомого врага.
Но Лорисс было не до этого. Боль, внезапно проникшая в тело, казалось, разорвала сердце пополам. Дыханье прервалось и Лорисс задохнулась. Она царапала себе горло, разрывая воротник рубахи. Но как не старалась, вздохнуть не могла.
Мара хрипела. Подоспевшие к ней девы, ничем не могли ей помочь. Нечеловеческая сила оставляла следы на белых, высохших телах. Глубокие раны причудливыми линиями бороздили поверхность сухой как пергамент кожи. Мара отбивалась от черной тени, накрывшей ее сверху. Она шипела, пытаясь уйти оттого, что было ведомо только ей. Стремительный прыжок в сторону - и одновременно в этим страшная рана на горле обнажила белые кости. Голова Мары запрокинулась, раскачиваясь из стороны в сторону на одном сухожилии. Изуродованные мышцами руки наносили нелепые удары, когти ломались, с сухим треском крошились кости. На глазах у Лорисс, тщетно пытающейся сделать хотя бы глоток свежего воздуха, тело Мары подбросило вверх, медленно разошлась грудная клетка и оттуда, из черной глубины хлынул вязкий поток. Мара издала последний хрип и бесформенное тело рухнуло вниз. Та же участь постигла и двух ее спутниц. Последнее, что видела Лорисс, пытаясь уследить за происходящим угасающим сознаньем, были белые тела, распятые на ветвях дерева…
Лорисс сидела, спиной прижавшись к потрескавшемуся от времени стволу. Еловые лапы роскошным пологом окружали ее со всех сторон. Рядом безмятежно похрюкивал Заморыш. Он спал. И даже во сне не разжимал крохотных лапок с острыми когтями, в которых был зажат рукав ее порванной в нескольких местах рубахи. Слышно было, как пошел дождь, лениво стуча по еловым ветвям. Тихо, успокаивающе. Как будто хотел сказать что-то важное, но не знал, с чего начать.
Здесь, у самого ствола, дождь не причинял неудобств. Лорисс клонило ко сну. Она поерзала, удобнее устраиваясь на толстой ветке. Лежать было вовсе не колко. Потому что дерево оказалось женатым.
Мысли лениво текли своим чередом. На этот раз они сжалились над Лорисс и почти не причиняли боли. Слушая шум дождя, Лорисс улыбалась, думая о том, что бы сказала мама, узнай она, что Лорисс ночует в лесу на дереве, у которого мало того, что мог быть Ельник, оно еще было и женатым! Толстая лиана обвивала дерево, в смертельном объятии сплетясь с его ветвями. Сотнями корней, уже не отделимых от веток ели, она срослась с исполином леса. “Любовь на всю жизнь”, - говорила мама, и отчего-то загадочно улыбалась. Первым всегда умирало дерево, на котором обосновалась лиана. В душных объятиях неугомонной подруги, которая постепенно высасывала из него все соки. Правда, жить ей после этого оставалось недолго. Так и стояло потом женатое дерево, пугая девчонок. Сухое, потерявшее хвою или листву, с дикой фантазией переплетенное желтыми узловатыми корнями.
Интересно, уже засыпая, думала Лорисс. Если и Ель, и Лиана обзаведутся духами на старости лет, будут ли они враждовать или нет? Наверное, нет, ведь жить-то придется в одном дереве.
Заморыш заворочался, и Лорисс открыла сонные глаза. Вокруг было темно. Без сомненья, она умерла тогда, в Благословенной роще, и теперь в силу каких-то причин проклята, как Непослушная Она. Вот поэтому за ней и охотятся Мары-морочницы. Очищают вечный лес от проклятой твари. Только с Оной понятно: к ней по ночам во сне являлся страшный демон. Нужно было вызвать знахарку, она обратилась бы к духу пожирателя снов - Белоглазому Каду. Он явился бы из Иного мира и высосал бы из девушки дурные сны. Да и с какой стати ему было не высосать, когда это составляет основу его существования? Всем известно, что Белоглазый Каду питается дурными снами. Сытый, он непременно одарил бы всех, включая и Ону, а потом растаял бы без следа. А Непослушная Она на то и зовется Непослушной, что не послушалась мудрых советов. Видимо, как всегда казалось Лорисс, не все так просто было у Оны с демоном. А кончилась история плохо. Демон набрался сил, вырвался на свободу и убил не только Ону, но и всю ее семью.