Можно только представить себе, в какую ярость впала баронесса. Не стоит удивляться, если она посвятила всю оставшуюся жизнь тому, чтобы добиться не только мести, но и власти. Эта женщина загорелась решимостью взять то, что принадлежит ей по праву, в случае, если императорский престол будет восстановлен, а усадить на него вознамерятся человека, чей первый сын является и ее ребенком. Что, если ради начала долгой, упорной и ожесточенной войны она пошла на брак, обеспечивший ей сказочное богатство и гигантское влияние?
Позже, когда ее сын достаточно подрос, она могла привлечь его к своему тайному проекту, вступить с ним в заговор. Для этого нужно было рассказать сыну, кто его настоящий отец, как этот человек и его родственники поступили с нею, а значит, и с ним, Александром. Скрепить партнерство должна была клятва, что если в России императорская династия будет когда-нибудь восстановлена, то царем станет он, Александр, а не Питер Китнер.
Такой цели она была в состоянии достичь, не прибегая к насилию, а опираясь лишь на собственное положение в обществе и безмерное богатство, чтобы наладить связи с нужными игроками. И тем не менее она избрала кровь. Почему? Кто ведает? Может быть, она считала это ценой, которую обязаны заплатить царь, его семья и их присные за то, что отвергли когда-то ее и ее ребенка. Каковы бы ни были реальные причины, баронесса годами шла этим неправедным путем, медленно культивируя в сыне кровавые наклонности грозных царей прошлого и готовя его к подобной роли, обучая его искусству убивать. Позднее, когда тот уже стал подростком, ему было приказано сделать первый самостоятельный шаг к трону, убив ближайшего возможного конкурента — сводного брата Пола.
Перенеся тяжелый удар, Китнер испытывает ужас. Он боится за остальных членов семьи, боится, что выйдет наружу его прошлое, которое способно поставить под удар будущее. Располагая такими уликами, как орудие убийства и кинокадры преступления, он в итоге противостояния с Александром и баронессой идет на своеобразный пакт. Вместо того чтобы сдать Александра полиции, Китнер отправляет его в ссылку в Аргентину, скорее всего, с тем условием, что Александр никогда не раскроет правду о своем происхождении и, таким образом, никогда не сможет претендовать на трон.
Мартен снова подскочил с койки и в кромешной тьме пять раз прошелся от стены до стены. Возможно, он заблуждается. Впрочем, ошибка сомнительна. Сценарий может показаться излишне закрученным, словно придуманным для остросюжетного кино. Но, по правде говоря, сюжет мало отличался от тех драм, которые то и дело разыгрываются на улицах Лос-Анджелеса. Ему самому приходилось заниматься такими делами. Разве редко бывает, когда отвергнутая женщина разыскивает бывшего мужа или любовника в баре и всаживает ему нож в бок или выпускает пять пуль в голову? Разница лишь в том, что подобные женщины не используют в качестве убийц своих детей. Наверное, этим и отличаются обычные люди от тех, кем движут силы крайней ненависти, маниакальные амбиции или соблазн высшей власти.
В памяти вдруг всплыли Юра и Ротфельзы. Невольно закралась мысль: неужели и здесь не обошлось без манипуляций баронессы? Он вспомнил, как в разговоре с психиатром Ребекки доктором Максвелл-Скот беспокоился, не окажется ли пребывание на этом курорте слишком дорогим удовольствием. А в ответ услышал, что все расходы на восстановление Ребекки, как и всех остальных находящихся там пациентов, берет на себя фонд. Мол, таково условие, которое поставил благотворитель, финансирующий данное учреждение.
«Что же это за благотворитель?» — поинтересовался тогда Мартен. И ему было сказано, что спонсоры предпочитают действовать инкогнито. В то время он удовлетворился подобным объяснением, но сейчас…
— Как же, инкогнито, — злобно пробурчал он в темноте. — Черта с два! Это была баронесса.
В дверном замке резко заскрежетал ключ. Мартен напрягся. Дверь открылась.
Вошли, как всегда, двое. Еще двое остались в коридоре. Они мгновенно прикрыли за собой дверь и включили фонарики. Один принес большую бутыль воды, буханку черного хлеба, сыр и яблоко.
Неожиданно для самого себя Мартен едва не захлебнулся от злости. Ему нужна была свобода, и немедленно!
— Я не работаю на ЦРУ, — почти выкрикнул он тому человеку, который оказался ближе. — Ни на кого я не работаю! Я студент и больше никто. Ну когда вы мне поверите? Когда?