Рыжий засмеялся. Толстяк плюнул и начал пересчет плошек заново: он сбился. Длинноволосый побледнел, его глаза расширились, а ноздри чуть покраснели.
— Город? — переспросил он. И покачал головой. Прядь его белых волос попала в кружку рыжего.
Рыжий вынул их, сунул себе в рот и стал жевать. Парень с негодованием отобрал у рыжего свои волосы и обтер их об одежду.
— Гоэбихон, — еще раз сказал Хэрибонд. — Город.
— Ага, город, как же… — длинноволосый с негодованием отбросил за спину засаленную прядь. — Нету больше никакого Гоэбихона. Пропал.
— Гоэбихон — по ту сторону Серой границы, — сказал толстяк. — В любом случае, его здесь не существует. Не в этом мире.
— А через границу можно как-то… перейти? — спросил Хэрибонд нерешительно. — Может, нелегально? О цене я бы сговорился. Проводники-то найдутся? Ну, за плату?
Ответа он не получил. Все трое пожимали плечами, переглядывались и помалкивали. Неожиданно из-под стола донесся голос:
— Я знаю!
И сразу же по полу что-то с торопливым стуком пробежало. Хэрибонд едва удержался, чтобы не вскрикнуть.
То, непонятное, выскочило на волю из-под стола, с того конца, который был дальше от толстяка — хозяина таверны.
В первый миг Хэрибонду показалось, что существо — один из тех карликов, которые подлежали непременному вылавливанию и повешению на балке. Но затем существо выпрямилось и оказалось человеком обычного роста и размера. Более того, Хэрибонд уже встречал сегодня этого человека. Не узнать пестрые клочья ниток в волосах и феерические лохмотья было невозможно.
— Убирайся! — приказал толстяк оборванцу. — Немедленно убирайся!
— Вот еще! — возмутился тот. — Не буду я убираться. Я такой же, как и все. Вы не убираетесь, и я останусь. Имею право.
— Нет, — возразил толстяк спокойно. — Никаких прав. Ты — другой. Ты не один из нас.
— Я же человек, — настаивал оборванец, переминаясь с ноги на ногу и беспокойно поводя глазами.
— Я тебе сказал, убирайся, — повторил толстяк.
Оборванец повернулся к Хэрибонду:
— Видишь? Меня никак не зовут. Меня только прогоняют. Теперь убедился?
И хмыкнул, довольный собственной правотой.
Толстяк взял с полки плошку, осмотрел ее, убедился в том, что она треснутая, и швырнул ею в оборванца. Тот даже не попытался увернуться. Плошка угодила ему в голову и разлетелась на куски. Оборванца отбросило ударом к стене. Из ранки на голове потекла кровь.
Беловолосый наблюдал за этим широко распахнутыми глазами и несколько раз облизнулся, как будто вид чужой крови пробудил в нем жажду.
— Я был в Гоэбихоне! — сказал оборванец, глядя на Хэрибонда, мимо остальных. — Слышишь, ты? Этого города больше нет. Вот и все, что от него осталось.
И он потянул себя за волосы, перетянутые цветными нитками.
Толстяк молча поднял вторую плошку.
Оборванец засмеялся и выбежал из таверны. Ступеньки резко, неприятно скрипнули под его шагами, потом все стихло.
Толстяк побуравил немного взглядом дверь, захлопнувшуюся за сумасшедшим, пожал плечами и поставил плошку на место.
— Переночуешь у нас? — обратился он к Хэрибонду как ни в чем не бывало.
Голос хозяина прозвучал так дружески, что Хэрибонд вдруг ощутил к нему полное доверие. «Наверное, эти люди стали такими странными из-за передвижения Серой границы, — подумалось Хэрибонду. — Вот в чем дело. Что ж, их легко понять. Я бы тоже сбрендил, если бы вдруг вместо человечьего мира очутился в троллином… Тут какая хочешь психика не выдержит. А так — они совершенно нормальные люди. Добрые даже».
— Я бы провел здесь ночь, — кивнул Хэрибонд. — Неохота на улице ночевать.
— Зачем на улице, когда есть таверна, — подхватил толстяк. — Я тебе на полу постелю. Выспишься на полу?
— Мне доводилось и на голой земле, — сообщил Хэрибонд с достоинством.
— Вот и хорошо, — сказал толстяк.
Они посидели еще немного за столом, но почти ничего не ели, не пили и не разговаривали. Длинноволосый заснул, уронив голову на стол. Рыжий выходил куда-то несколько раз, но неизменно возвращался. Толстяк наконец выглянул в окно, объявил, что наступает вечер, и пошел готовить гостю постель.
Постель состояла из охапки полусгнившего сена. Хэрибонд внезапно понял, что невероятно устал. Слишком много впечатлений и странностей вместил в себя минувший день.
Поэтому он едва дождался минуты, когда можно было встать из-за стола, растянуться на полу, сгрести себе под голову побольше сена и наконец заснуть.
Он проснулся от того, что его трясут. Вцепились в плечо сильными костлявыми пальцами и изо всех сил мотают, аж об пол стукают.