Оррис был в ярости. Он сидел в «Гнезде Ястреба» за слабо освещенным угловым столиком и пил эмерийский эль в компании Джарида, Элайны, Бадена, Транна и Урсель. На улице уже стемнело. Несколько часов назад Собрание закончилось, маги решили собраться еще раз на следующий день, но мысленно Оррис был все еще там, в Великом Зале. Он вспоминал сегодняшнюю «горячую дискуссию». В его ушах все еще звучали самодовольные голоса Эрланда и его сторонников, их глубокомысленные доводы, направленные только на то, чтобы оправдать бездействие и малодушие. Все это не раз повергало Орриса в уныние, но сегодня он был просто взбешен.
Они же давали клятву защищать Тобин-Сер! Они посвятили свои жизни учению Первого Мага! А теперь, когда страна стоит перед лицом опасности, величайшей за тысячу лет существования Тобин-Сера, они не предпринимают абсолютно ничего! Неужели они ничего не видят? Неужели все их клятвы просто пустые слова?
Как и следовало ожидать, Арслан и его друзья только все испортили своей безудержной жаждой мести и слепой верой в непобедимость Волшебной Силы. Вполне возможно, что несколько лет назад Оррис встал бы на их сторону и рассуждал точно так же. Когда-то и он был воинственным, безрассудным, упрямым молодым магом. Но с тех пор прошло много времени, он стал взрослее и гораздо серьезнее. Он был в лесу Терона, когда Сартол уничтожил Джессамин и Передура Ему была знакома внезапная боль утраты, пронзившая его сердце, когда филин Сартола убил Пордата, его первую птицу, в то время как сам Оррис пытался спасти Джарида и Элайну от предателя. Он своими глазами видел кровавую резню в Вотерсбанде, видел развалины домов и обугленные тела людей, оставшиеся после нападения чужестранцев. Все пережитое не могло не умерить его юношеский пыл, каким бы горячим он ни был.
В сущности, он не имел ничего против Арслана В молодом маге было много энергии, что не могло не восхищать Орриса. Когда-нибудь ее можно будет направить в нужном направлении. Но сейчас его горячий характер только мешал. Было грустно осознавать, что ни молодые, ни старики не способны удержать Орден на плаву. Усилия обеих сторон могли привести только к полному уничтожению как Ордена, так и всего Тобин-Сера. Было не столь уж важно, как это произойдет: в пожаре войны или в ходе внутреннего разложения.
Больше всего Орриса раздражало то, что все эти склоки не прекратились даже после того, как Премудрая решилась наконец действовать. Он считал разумным предложение Сонель отправить в Лон-Сер посольство. Это был компромисс между тактикой выжидания и наступления. В былые времена Орден непременно одобрил бы решение об отправке комиссии. Сейчас все обстояло иначе. Даже Оррис старался не употреблять таких слов, как комиссия, хотя он не винил Бадена в том, что произошло четыре года назад. Само это слово напоминало о смерти Джессамин и других посланников.
Трагедия сделала раскол в Ордене еще глубже. Теперь Оррис верил, что проблема заключается не в том, что компромисс еще не найден. Просто Орден больше не способен прийти к какому-либо решению, которое устроило бы обе враждующие стороны. Сейчас Оррис был разозлен утренними дебатами, но он знал себя слишком хорошо, чтобы не почувствовать страх, который скрывался за этой яростью.
— Сейчас на нашей стороне Премудрая, — говорил Джарид, сосредоточенно поглаживая своего большого серого ястреба. — Нам есть на что опереться.
— Возможно, — с сомнением произнес Баден. Он глотнул эля и продолжил: — Но я не уверен, что у Сонель достаточно влияния в Собрании.
Несмотя на то что они с Баденом целых четыре года работали бок о бок, создавая ментальную заставу, и за это время между ними установилась некая связь, Оррис был удивлен. Он всегда чувствовал себя неловко, когда понимал, что полностью согласен со словами Магистра. Старую вражду забыть нелегко.
— Боюсь, что Баден прав, — проговорил Оррис, изучая дно своей кружки. — Эрланд, похоже, не собирается сдаваться, и я сомневаюсь, что нам. удастся получить поддержку Арслана. Он рвется в бой, не думаю, что его устроят переговоры.