Долгожданную ли?
Аркадий немного помолчал, глаза виновато забегали. Хотел что-то сказать, но лишь запыхтел, продолжая бегать глазами.
– Он опять бухой что ли? За водярой к тебе пришёл? – не дождавшись ответа от отца, Дима решил спросить у Иры.
– Ничего я ему не наливала, он и не просил даже! Аркаш, чего молчишь?
Сын смотрел на отца в ожидании хоть какого-нибудь ответа, и таки дождался его.
– Дим, прости, мне надо идти.
– В смысле? Ты поговорить со мной не хочешь даже?
Аркадий встал, смотря в пол начал потихоньку двигаться к выходу. – Алло, я сейчас не Ире говорю, а тебе! Игнорируешь меня опять что ли?
Дима был вдвойне удивлён. Тем, что увидел отца, и нежеланием того пообщаться с сыном после долгой разлуки. Недоумение перерастало в обиду, но отец не поднимая головы уже открыл входную дверь и переступил через порог, так и не обернувшись. – Да что мы тебе сделали, чтобы ты с нами так? За мать не говорю, ладно, я за себя спрашиваю. Что конкретно Я тебе сделал, чтобы ты меня бросил? Вот куда ты сейчас пошёл, а?
Голос Димы повышался. – Ты опять сбегаешь ничего не объяснив. Тебе вообще насрать что ли? Шлялся где-то целую декаду, я думал тебя в живых уже нет!
Аркадий медленно шёл к калитке, слушая спиной, как сын изливает душу. – И вместо того, чтобы семью навестить, сидишь тут, за бухлом опять пришёл. Ты ведь не первый день тут. Я от людей узнаю, что у меня тут батя оказывается по деревне ходит. И хер с ним, с прошлым, хотя я этого никогда не забуду. Ты объясни хоть, почему сейчас убегаешь?
Дима смотрел вслед уходящему отцу, и эта картина напомнила ему не самые приятные воспоминания детства. Сейчас всё повторялось, но сын жаждал ответа от отца. К тому времени он открыл калитку, вышел со двора так же с опущенной головой, вытер глаз рукой, и закрыв калитку пошёл по дороге вверх, которая вела к выходу из деревни. Ушёл, не сказав ни слова.
Разгорячённый Дима смотрел ему в спину до тех пор, пока тот не скрылся за горой, ожидая, что отец вернётся и скажет хоть что-то. Но мечты рухнули, и парень лишь досадно уставился в землю, а стоявшая позади Ира продолжала молчать с сочувствующим видом. Сел на корточки, не отрывая глаз с земли. – Как же меня всё это достало… Заслужил ли я это, как думаешь?
– Да я вообще не пойму, чё он ушел то, Дим. Нормально всё было.
– Пока я не пришёл. Ну конечно. О чём болтали хоть?
– Сказал, что в городе всё это время был, пить бросил лет как пять назад. А в деревню пришёл, чтобы с друзьями повидаться.
– Ну охренеть, папаша! Да пошло оно всё… пусть живёт как хочет. А я ещё рассчитывал на что-то, выговариваю ему тут всё. А он срать с высокой колокольни на меня хотел. Ир, дай хлеба, булку, и пойду я. Пришли к тебе тут, спектакль устроили.
– Да ладно тебе, ничего страшного.
Дима встал, сунул ей в руку горстку мелочи, и вскоре получил буханку хрустящего, пахнущего хлеба. Попрощался, и вышел со двора, направляясь домой.
Мыслей в голове стало ещё больше, встреча с родным человеком негативно сказалась на парне. Но стало окончательно ясно одно – отцу он абсолютно безразличен. Повернулся спиной, проигнорировал, словно пустое место, и ушёл, не желая разговаривать.
Солнце всё так же ярко светило, даже ещё ярче. Дима шёл домой, переваривая всё произошедшее за последние два дня, телепая при этом пакет с буханкой, а чувство голода постепенно начало появляться, создавая неприятное ощущение в животе. В голову закралась мысль откусить кусок хлеба, вырвать его зубами, как в детстве, но передумал. До дома осталось идти порядка двадцати минут, и наверняка жена уже заждалась задержавшегося мужа, но он уже был в пути, и хотел поделиться с ней новостями, которые сам недавно узнал.
Лучи солнца заставили вспотеть, и тело испытывало облегчение всякий раз, когда на пути встречались большие тени от могучих деревьев на обочинах, но вскоре снова приходилось выходить на территорию солнца, жаждя вновь вернуться в теневую прохладу, а ведь это ещё не лето… Иногда навстречу шли люди с центра, с пакетами в руках, и это означало, что рынок в данное время начинает пустеть, так как в обед там всё уже было закрыто. Открывался рано, и закрывался тоже рано. А рой мыслей в голове не давал покоя, и каждое новое событие затмевало предыдущее. Как бы ни было, всё-таки он тоже приложил руку к развалу новоиспечённой семьи, теперь ещё и родной отец объявился, и всем видом дал понять, что сын для него пустое место. По другому Дмитрий представлял себе встречу с батей, спустя много лет. «Как можно быть настолько жестоким? Даже в сердце не ёкнуло. А если и ёкнуло, почему не ответил мне? Ведь когда калитку закрывал, он же слезу вытер, или просто глаз почесал? Но тогда если пустил слезу, всё опять сводится к одному вопросу – почему не обернулся и молча ушёл?»