— Хорошо. Молодец. И ты попросил ее помочь тебе?
— Нет, она сказала, что сама сделает это.
— Ты ей помогал?
— Нет, я смотрел. — Он понимал, как это звучит со стороны.
— Был ли там, Льюис, кто-нибудь еще, или вы были только вдвоем?
— Мы были только вдвоем.
— Только вы двое, ты в этом абсолютно уверен?
— Мы были только вдвоем. Пожалуйста, сэр, извините меня.
— Тебе не нужно извиняться, Льюис, все в порядке. Ты побежал за помощью?
Это был неудачный вопрос, и его сознание закрылось.
— Когда ты заметил, что она попала в беду там, в воде? — Это спросил уже другой голос, из дальнего конца комнаты.
— Ты видел, что там получилось не так?
— Ты пытался ей помочь?
Он чувствовал, как над его головой смыкается вода.
— Ты нырял к ней, заходил в воду?
Он слышал, как в голове его переливается вода, и не мог дышать. Внезапно Джилберт взял его за руку, и это шокировало его.
— Расскажи мне, как это произошло! Расскажи мне! Льюис, расскажи!
— Она… она… она…
— Льюис, ты должен попытаться рассказать нам, что случилось с твоей мамой.
— Ничего не выйдет. Посмотрите на него.
— Думаю, что он уже не понимает нас.
— Я отведу его наверх. Мы должны перенести это на другой день. Джилберт, с тобой все в порядке?
Доктор Страчен отвел Льюиса наверх и дал ему успокоительное. До этого он уже два дня принимал успокоительные средства и вернулся к ощущению пустоты и онемения в голове с чувством, похожим на благодарность.
За день до того, как Льюис вернулся в школу, Джилберт решил сводить его на чай в магазин Напперов. Мэри Наппер, встретившая их у дверей, обняла Льюиса. С тех пор как умерла его мама, встречавшиеся ему люди почему-то старались прикоснуться к нему. Они либо жали ему руку, либо гладили по голове, либо похлопывали по спине, как будто теперь, когда он больше не принадлежал своей маме, он принадлежал всем. На похоронах какая-то дама наклонилась и молча завязала ему шнурок на ботинке, а ему при этом хотелось отдернуть ногу; он даже не знал, чья это была мама.
— Джилберт, я так рада, что вы зашли к нам! Льюис, все сейчас на улице; может быть, ты пойдешь поищешь их?
Льюис вышел из дома и пошел на крики играющих детей. Неподалеку от дома была оборудована площадка для бадминтона; она не была ровной, с гладкой стриженой травой, как у Кармайклов, а уходила под наклоном от дома из красного кирпича с отгороженным двором и заброшенным колодцем.
Он увидел Тамсин и Эда, игравших в бадминтон. Другие дети — Джоанна, близнецы Джонсоны, Роберт, Фред и все остальные — смотрели на них или лазили по старой яблоне, которая росла рядом. Яблок на ней было мало, да и те пока были кислыми, а над валявшимися на земле гнилыми плодами вились осы. Кит, высоко сидевшая на дереве, первая заметила направлявшегося к ним Льюиса. Он остановился и смотрел на них, засунув руки в карманы.
Тамсин и Эд перестали играть и теперь тоже смотрели на него. Остальные дети замерли.
— Привет, Льюис! — сказала Тамсин, и Кит подумала, что голос ее звучит совсем как у их мамы. — Хочешь поиграть?
— Нет, но со мной все нормально, — ответил Льюис, оставаясь на месте.
Никто не двигался; казалось, все забыли, чем занимались до этого. Льюис прислонился к дереву и наблюдал за остальными со стороны, а затем из вежливости сыграл с Эдом, который выиграл у него, но потом все время извинялся.
Когда Джилберт пришел забрать Льюиса, его черный костюм на ярком сентябрьском солнце произвел гнетущее впечатление, и дети молча смотрели, как Льюис направился навстречу отцу. Смерть его мамы стесняла их, вызывала неприятные ощущения. Им не хотелось видеться с ним. Все вежливо попрощались и продолжили играть.
Кит наблюдала за тем, как он идет по траве рядом со своим отцом. Он уже не казался ей тем настоящим Льюисом. Она прижалась щекой к коре яблони и попыталась представить себе его маму. И не смогла. «Интересно, — подумала она, — а может ли это сделать Льюис?»
На следующий день Джилберт отвез Льюиса в школу на машине и, прежде чем уехать, переговорил с директором школы. Льюис стоял за дверью в коридоре и ждал. Он слышал, как собираются прибывавшие ученики. Наконец Джилберт и директор школы вышли, и Джилберт, перед тем как уйти, вполне ласково положил руку на голову сыну.
Джилберт поехал оттуда прямо на квартиру. Не открывая штор на окнах в гостиной, он сел на стул и положил руки на колени. Было три часа пополудни.
— Лиззи умерла десять дней назад, — сказал он.
С улицы доносился шум автомобилей, заглушаемый окнами и плотными шторами, из-за краев которых пробивался солнечный свет.