Я смотрю на приколотые фото к карте. На них Джордан с друзьями в разных местах.
Он выглядит счастливым, его глаза сияют.
На его лице отражаются веселье и жажда приключений. Тогда он не знал, что будет дальше, отчего мое сердце разрывается.
Под картой стоит его стол. На нем лежат несколько фото в рамке.
Одна с темноволосой женщиной, счастливо улыбающейся в камеру. Должно быть, она — мама Джордана? Я поднимаю это фото и рассматриваю. Она очень молодая, наверное, моего возраста, и очень милая. Ее глаза такого же цвета, как и глаза Джордана.
Эту фотографию я кладу обратно на стол и поднимаю следующую. Здесь уже маленький Джордан, ему четыре-пять лет. Мужчина — скорее всего, его отец, потому что очень похож на нынешнего Джордана — держит его за руку. Рядом с отцом стоит маленькая блондинка. Она по-настоящему красива. Скорее всего, она — мама Джордана. На первой фотографии, должно быть, его тетя или кто-то другой.
Я как раз собираюсь поставить фото на место, когда Джордан возвращается с подносом, на котором лежат кексы и два стакана кофе.
Может ли существовать кто-то идеальнее? Я все еще ожидаю, что проснусь и обнаружу себя в том мотеле рядом с Бостоном.
Он ставит поднос на стол, его руки обвивают мою талию сзади, а щекой он упирается в мой затылок.
— Это мои мама и папа, — показывает он на ту фотографию, на которую я смотрела.
— Твоя мама красивая, Джордан.
— Да, такой она была. Ты немного напоминаешь мне ее.
— Правда? — улыбаюсь я.
— Ага, она всегда говорила не думая.
— Эй! — восклицаю я, ущипнув его.
— Эй! Хватит уже! — смеется он, корчась сзади меня, — я, блин, боюсь щекотки!
Я наклоняю голову, смотря на него:
— Хм… я этого не знала.
Он, сузив глаза, смотрит на меня.
— Ага, я не сказал тебе из-за тех мыслей, что сейчас у тебя в голове. Поэтому не вздумай опять меня щекотать.
— Как будто бы я могу такое сделать, — мило улыбаюсь я.
Он качает головой и быстро целует меня в губы. Я снова поднимаю фото и изучаю его.
— Ты выглядишь как твой папа.
— Ага, он был красавчиком, когда был моложе.
Качая головой, я смеюсь и кладу фото на место.
— А это кто? — я указываю на фотографию темноволосой женщины.
Джордан ослабляет хватку руки и поднимает рамку.
— Эбби… моя настоящая мама.
Удивившись, я поворачиваюсь к нему.
Он встречает мой взгляд.
— Она умерла при родах. Диагноз — разрыв сердца, а сердце сдалось, пока доставляли другое. Она умерла почти сразу после моего рождения.
Мои глаза наполняются слезами.
Боже, он так многое потерял. Две мамы.
Я поднимаю руку и дотрагиваюсь до его лица.
— Мне жаль.
Он ставит фотографию на место.
— Все нормально. Я никогда не знал ее, из-за чего достаточно трудно ощутить потерю. Но папа рассказывал мне о ней в детстве, и у меня есть фото.
— А женщина, которую ты зовешь мамой?
— Белла. Она была возлюбленной отца в юности. Потом она поступила в колледж, и они расстались. Примерно тогда же он встретил Эбби, а потом появился я. После смерти Эбби папа в одиночку меня растил, разве что бабушка помогала. Белла вернулась к нему, когда мне было три или четыре. Они снова сошлись, и она уже растила меня как своего.
— Они никогда не хотели завести других детей? — спросила я.
На его лице возникает странное выражение, словно он никогда об этом не задумывался. Он поджимает губы.
— Нет, не думаю. У них уже был идеальный ребенок — я, о чем им еще было мечтать?
Я закатываю глаза и смеюсь.
— Точно.
Хихикая, он двигается позади меня и шлепает по попе.
— Пошли, надо поесть, прежде чем плоды моего тяжкого труда остынут.
Мы садимся за стол. Джордан пододвигает ко мне стул, а свой двигает к моему, чтобы сесть ближе. Я неосознанно подтягиваю под себя ноги. По-прежнему прикрываю шрамы, несмотря на то, что он знает, где они и как я их получила.
Рассказав Джордану про Оливера, я словно открыла дверь в темную комнату и наполнила ее ярким светом. У меня есть он, делающий мою жизнь лучше и легче, хотя ничто не сотрет мою память и не исправит былое.
Беру кекс, отрезаю кусочек и отправляю его в рот. Я наблюдаю, как Джордан смотрит на мои ноги — ту их часть, которая видна из-под футболки. Мне кажется, он думает о том, что я ему рассказала полчаса назад. Я смотрю на него вопрошающе.
— Что? — говорит он, смотря на меня квадратными глазами — сама невинность, — не моя вина, что ты выглядишь так горячо в моей рубашке. Плюс у тебя, черт, шикарные ноги.