Я потряс головой, чтобы избавиться от наваждения, и опять заглянул в контейнер. На самом верху лежали три котёнка. Их остекленевшие глаза удивлённо смотрели в небо и не видели его. Под ними виднелась кроваво–рыжая шерсть и большая кошачья голова.
Представил на их месте своего Мирошу. Жалость, словно пушистый котёнок, скребла моё сердце и толкалась в нём.
Нагнувшись, накрыл останки мешком.
В цеху сотрясавшийся от музыки динамик голосом бесподобной Аллы Пугачевой кричал что‑то задорное. Мастер, сидя за столом, притаптывал в такт, дёргая головой для пущего эффекта.
— Ну как дела? Мусор отнёс?
Я молча кивнул.
— Михалыч? – вывел его из транса. – А что на помойке котов дохлых полно?
— Да, наверное, столовая на зиму посолила, а укроп забыли добавить, вот и выкинули.
У шефа было праздничное настроение.
— А если серьёзно?
— А если серьёзно, – перестал притаптывать Михалыч, – то есть у нас тут один охотник. Начальник караула по охране завода. Уж который год перед ноябрьскими котов расстреливает. Когда‑то в тюрьме служил, теперь на пенсии, а у нас подрабатывает. Сколько раз ему бабы рожу раздирали – всё нипочем.
За ударный труд был милостиво отпущен с обеда.
По пути домой не поленился заглянуть в помещение охраны. Пожилой ворошиловский стрелок отсутствовал. На его месте седенькая старушка, громко отхлёбывая, пила из блюдечка чай. Сбоку, словно у ковбоя, на прослабленном ремне висела кабура с наганом.
— Ищешь кого?
— Хотелось на одного охотника взглянуть, – ответил ей.
9
Седьмого числа, к глубокому сожалению начальника цеха Каца, народа собралось мало. Едва пятая часть. В других цехах было не лучше.
— Товарищи, товарищи, – металась знакомая женщина из отдела кадров, – разбирайте транспаранты и флаги.
Её, конечно, никто не слушал. Поднявшись на три высоких ступеньки перед вестибюлем проходной, я внимательно вглядывался в толпу. Кого надо – не было. Неподалёку, рядом с подземным переходом, разглядел Плотарева. Он беседовал с какой‑то дамой намного моложе его. В двух шагах от них с блокнотом в руках стоял Родионов и крутил во все стороны головой в глубоко надвинутой шляпе – тоже высматривал своих. Из подземного перехода, весело хохоча, вывалились двойняшки с юными подругами и тут же заметили меня. Подняв над головой правую руку, будто улетающий в другую страну член правительства, с подобающим моменту достоинством помахал двойняшкам, на миг утратив бдительность, и чуть было не поплатился за это. Из проходной выскочила свора начальников с Кацем во главе – получали инструктаж у директора. В последний момент всё же успел увернуться и не был растоптан.
Будто рыцарский клин в средние века, Кац распорол могучим животом толпу и повёл начальство к клубу. Словно ручейки к реке, со всех сторон к ним потекли мастера.
Начальник нашего цеха поражал меня мощными габаритами и ростом. Всё в нём было крупно и объёмно. Огромная голова с чёрными, густыми и курчавыми, как у негра, волосами плотно сидела на широченных плечах. Шея как таковая отсутствовала. Галстук охватывал затылок и коротким языком спускался на грудь, на манер слюнявчика – не хватало длины. Серый плащ он расстегнул – не сходился на выпуклом животе, то же самое – и пиджак. Брюки, перетянутые узким ремнём, топорщились много ниже пупка.
Сквозь ткань сумки потрогал бутылку:
«Слава богу, цела! Этот рефрижератор запросто мог раздавить и меня и её, – довольный, что не пострадал и отделался лёгким испугом, опять стал осматриваться.
«Ба–а! Кто идёт!» – обрадовался я.
Три раза проигнорировав подземный переход, дорогу пересекали Пашка и Чебышев. Пашка тащил здоровенную сумку, Чебышев – воздушный шарик. Я пошёл им навстречу.
— Смотри, чего Главный вытворяет! – увидев меня, заорал Пашка. – Я ему сумку даю для балласта, вдруг ветер поднимется, а он не берёт.
Даже на таком расстоянии от них крепко попахивало спиртным, а может, этот запах ассоциировался с ними.
— Наших кого видал? – осведомился учитель.
— Мастера да Ваську Плотарева, – отрапортовал Чебышеву.
— А–а-а, – разочаровался сэнсэй.
— Вон, – перебил нас Пашка, – Михалыч сигналы подает.
Стоя на недавнем моём месте, Родионов махал нам рукой, подзывая к себе. Рядом, с огромным красным флагом, топтался революционный Плотарев. Ещё несколько таких же флагов было прислонено к стене.