В других республиках местная элита тоже не лыком шита, а долларами, и начался «парад суверенитетов».
В курилке велись бесконечные разговоры о политике, кооперативах и деньгах.
Мы с Пашкой тоже думали, чего бы нам такое организовать.
— Даже дети деньги зарабатывают, вместо школы стёкла на машинах моют, а мы что, хуже? – вопрошал Заев, предварительно хряпнув баночку спиртика. – Недавно в «Прожекторе перестройки» видал, как Михаил Сергеевич их ещё похвалил: «Вот оно, новое поколение деловых людей», – говорит.
Эх, Серый… Первоначальный капитал требуется!
— Займи у Мазая! – давал ему совет.
— Да ну тебя! С тобой серьёзно говорят, – обидевшись, уходил на рабочее место.
Единственное, чего мы надумали, так это поступить на курсы шоферов, что и успешно осуществили.
— Да–а! – вздыхал Пашка. – Где бы действительно Мазая найти и деньжонок подзанять…
2
Депутатами на съезд нас не избрали, зато мы приняли участие в другом, не менее занимательном мероприятии.
Именно в конце месяца, наверное, чтоб нагадить внуку, на девяносто шестом году скончалась бабушка Каца.
В обед печальный внук, с трудом скрывая счастливую улыбку, вызвал меня, Заева, Гондураса и Большого в кабинет.
— Ребята, есть одно дело… – начал он.
Мы внимательно глядели на цехового босса.
— Бабуля померла, так помогите схоронить…
В наших глазах мелькали патриотические мысли о плане.
— Потом и помяните, – прервал затянувшееся молчание Кац.
— Ну конечно, поможем… как не помочь! – хором загалдели мы.
— Тогда поехали, она у брата разлеглась.
Большая трёхкомнатная квартира Каца–старшего была забита счастливыми людьми.
Женщины выглядели так, словно только что удачно выскочили замуж, а мужчины смотрелись ещё довольнее – словно только что развелись.
Напустив на лицо задумчивое выражение, Кац провел нас к покойнице.
Мизерная бабанька, сжав тонкие ехидные губки, лежала с таким видом, будто через секунду собиралась встать и прекратить этот балаган.
Лоб Каца покрылся испариной.
«Видно, тоже об этом подумал», – догадался я.
— Скорее захлопывайте крышкой и несите вниз, – услышал сзади приглушённый голос.
— Если бы она дотянула до ста, то я бы не дотянул до пятидесяти, – ответил Кац–старший.
— Яму‑то глубокую вырыли? – спросил у него тот же голос.
— Приличную… вылезти не должна, – постучал он по дереву, чтоб не сглазить.
Кроме покойницы, в крытой машине разместились оба брата и наша бригада.
Остальные безутешные родственники ураганом помчались в дом.
«Сейчас исполнят народный танец «И тут её нет… и там её нет!.. " – сделал грустное лицо и собрался сказать, жалко, мол, мало бабанька прожила, но, глянув на сжимавшего костыль и напряженно следившего за гробом Каца–младшего, передумал.
На кладбище, не успев попрощаться, братья дали команду закапывать.
Когда мы закончили и залезли в машину помянуть покойницу, взбодрившиеся Кацы в ритме «Хаве нагилы» приминали ногами рыхлую почву…
Пока вся страна увлекалась телевидением, родное горбачёвское правительство, ввело талоны на продукты питания.
«Будто послевоенное время! " – возмущались пожилые, вспоминая карточную систему.
Меня особенно удручал лимит на водку – по поллитру в месяц; а жену на сахар – по килограмму на нос. Два шло на Дениса, килограмм на Татьяну, я пил чай без сахара.
С прилавков пропало буквально всё, но в народе ходили слухи, что склады и базы забиты товаром.
Самым популярным анекдотом стал следующий: «Хозяин говорит гостю: «Вы руки с мылом будете мыть? Ну тогда чай станем пить без сахара!»».
Пашка пересказал его всем раз по десять.
Было бы, конечно, смешно, но руки и в самом деле на работе стало мыть нечем. Утром завхоз клала на раковину огрызок хозяйственного, к обеду он уже измыливался.
— Кто придумал это грёбаный хозрасчет? – бурлила курилка. – Расценки падают, по середняку не пускают, так ещё и мыла не дают.
«Даешь мыло!» – накатал лозунг Заев и повесил под потолок, чтоб Михалыч не дотянулся.
— Жаловаться надо! – бубнил Гондурас.
— К Кацу сходи! – советовали ему. – Так костылем огреет – не обрадуешься.
В придачу к мылу в понедельник не стало и воды.
Кто принёс обед с собой – ели всухомятку, без чая.
— Ничего, потерпим денёк, – успокаивали себя, однако во вторник воду не дали.
— Трубу прорвало, – ходил по цеху Кац, – сантехники повреждение ищут.
— И именно наш цех страдает! – переживал Пашка. – Ни тебе бээф развести, ни спирт разбавить.
— Потерпим ещё денёк, – решили мужики.