Кузнецов приветствует парадную эскадру на рейде Золотого Рога: линкор, корабли типа крейсера «Червона Украина», которым он командовал на Чёрном море, эсминцы и подводные лодки. Величавое здание штаба флота в центре Владивостока острым углом, как носом корабля, обращённым к морю.
Штерн – это тяжёлые танки вдоль границ, в небе тучи бомбардировщиков, на земле – родная пехота, добротно обутая и удобно одетая лихая конница. Ну и себя видел впереди с шашкой наголо. И никакого предчувствия. От маршала Блюхера и других даже тени нет. Один легендарный Клим Ворошилов в развевающейся бурке маячит впереди. Успей за ним, и встанешь рядом с товарищем Сталиным на главной трибуне страны, во время военного парада Красной армии, непобедимой в настоящих войнах и грядущих. Но для него это видение было почему-то, как мираж в стылой пустыне. И мираж этот исчез в очередной туннели, в густую темноту которой вошёл поезд, под тяжкий перестук колёс.
А Прохор с Дарьей, сбросив с себя тяжкую роль «кухарок», посматривая в окно на родные просторы, пели о том, что видели. Дарья, увидев сиротливое село вдруг пригорюнилась. Что-то всколыхнулось в ней деревенской печалью. Не выдержав, она вылила её из себя:
Меж высоких хлебов затерялося
небогатое наше село.
Горе горькое по свету шлялося.
заглянуло и в наше село.
И, всхлипнув, прикрыла дрогнувшие губы ладонью.
- Правильно сделала, - сказал назидательно Прохор, сидевший напротив неё у окна.
Но когда показался зеркальный Байкал и далёкая лодчонка в светлой дали его, Прохор и сам чувств своих русских не сдержал:
Бродяга к Байкалу подходит,
рыбацкую лодку берёт.
Унылую песню заводит,
о Родине что-то поёт.
Бродяга Байкал переехал,
навстречу родимая мать.
- Эх, здравствуй, эх, здравствуй, мамаша!
А где мой отец и мой брат?
Дарья, не выдержав, взяла на себя ответ матери;
Отец твой давно уж в могиле.
сырою землёю зарыт.
А брат твой давно уж в Сибири,
опять кандалами звенит…
В купе заглянула молодая проводница, сказала укоризненно:
- Всё каторжные поёте, а сами с партийного съезда возвращаетесь. Спели бы: «Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек….». А вы куда смотрите? Едем, едем – и всё края нет. Спели бы что-то повеселей, вроде частушек, быстрей бы доехали до вашего Владивостока.
Они переглянулись.
- И споём, как у себя в клубе. Ну-ка, Дарьюшка, поддержи! Где наша не бывала?! - сказал Прохор и задрал голову.
Ох, Семеновна, юбка в клеточку,
Выполняй давай пятилеточку..
Дарья тут же подхватила:
Я бы выполнила да как,
Все мешает мне кулак.
Прохор залихватски, как петух на заборе:
Эх, Семеновна, кулака тово прижмём,
и плясать с тобой пойдём.
А напарница, повеселев:
Ох, топну ногой,
Да притопну другой!
Сколько я не топчу –
Пятилеточку хочу!
Потом оба, не сговариваясь:
Провались земля и небо,
Мы на кочке проживём.
Бога нет, царя не надо,
Богородицу пропьём.
Развесились настолько, что Прохор, в порыве расшалившейся молодости, дотянулся под столиком до колена Дарьи и погладил, как вымя любимой коровы.
- Ты чаво? - вспыхнула Дарья, как-то нерешительно натягивая юбку на колено.
- Доить собрался, - осклабился Прохор.