Вышли от Сталина под тяжестью этого вердикта. На Красной площади, проходя лобное место, Юмашев проронил:
- Хорошо, что товарищ Сталин не сказал нам: «Прощайте!».
- А мог бы, - проронил Опанасенко. - Теперь попросись на фронт, откажет.
Для боевого генерала это было самым тяжёлым наказанием, причём не исправимым, как пожизненное заключение. Но он ошибся. Сталин ценил людей, которые могли отстаивать своё мнение. И в 1943 году, когда опасность нападения Японии отпала, он отозвал заслуженного генерала на фронт.
А адмирал, сожалея, что не пришлось встретиться с наркомом, всё же утешал себя тем, что подсказал главнокомандующему о переводе подводных лодок в действующий флот рейсом, который ещё советские лодки не ходили. Тешил себя мыслью, что Сталин с его памятью об этом не забудет. И товарищ Сталин не забыл.
После войны с Японией, адмирал Юмашев был удостоен звания Героя Советского Союза за блестящие десантные операции Тихоокеанского флота в Сейсен, на Южный Сахалин и Курилы. А одна из «эсок» после окончания войны, совершив кругосветку, за боевые действия и переход, олицетворяя весь флот, была поставлена на корабельную набережную неподалеку от головного легендарного корабля «Красный вымпел».
Первое, что сделал Николай Михайлович по приезду – уничтожил письмо заключённого. С тех пор как спрятал его, вроде как камень за пазухой держал на товарища Сталина. Сжёг его тут же в кабинете. И показалось ему, что подозрительное выражение лица Сталина на портрете изменилось в лучшую сторону. Да и сам мог смотреть на него спокойно, не пряча глаз, с доверием, да что и говорить, с прежним подобострастием. На душе стало легче.
«Кому это разоблачительное письмо теперь нужно? Лишь мешать будет, а то и вредить. Мы все должны сплотиться сейчас вокруг Сталина», - решил он, ставя себя вместе со всем на военные рельсы.
Глава восьмая. Паника.
- Пётр, что ты хмур сегодня, больше обычного? - заметил с лёгким сердцем Николай Михайлович, усаживаясь в машину. - Не желаешь взглянуть на противотанковый ров?
Настроение у него было приподнятое. Вчера под вечер, будучи в порту, остался доволен. Разгрузка шла беспрерывно. Никакой суеты и бесшабашности. Прежде было шаляй-валяй, чем больше и быстрей, тем выгоднее. Грузчики в порту – народ разношёрстный. Откуда только набрались во Владивостоке? Говорят, попадаются среди них и мужики из раскулаченных деревень, и беглые улоновцы, и возрастные беспризорники. Все ютятся в трущобах «Миллионки», где сам чёрт ногу сломит. На работу выходят, кто во что горазд: кто в хламиду до пят, кто в свободные тужурки, висящие на плечах, как на вешалках. У каждого штаны одного покроя: широкие, как у запорожцев. И тесёмками затянуты на щиколотках. Спросил как-то:
- К чему такие штаны?
- Заместо мешков, - ответили.
Надо сказать, несли из порта всё, что под руки попадёт, на Семёновскую барахолку. Она, как морской прибой, не умолкая, шумела в двух шагах от «Миллионки» со всей своей нечестью, которую ещё не успела вывести советская власть. Работали в порту спустя рукава. Корейцы в двадцатые годы таскали кули с рогульками за спиной. Как муравьи в погожий день, бегали по трапу туда-сюда, от трюма на причал и обратно плотным потоком, не сбрасывая взятого темпа. Но боязнь шпиономании (кому-то в голову пришло, что чуть ли не второй кореец – японский шпион) бдительной метлой вымела всех под чистую, оставив Владивосток без рабочей силы. Да и не только, весь край пострадал, с полей которого усердные корейцы без всяких колхозов заполняли все закоулки Владивостока, дополняя их сдобными пампушками.
Утром новоявленные грузчики возлежали возле диспетчерской, раскинув ноги. На подошвах разношёрстной обуви, вплоть до ичиг, надписи мелом: «Ниже 5 – не будить». Диспетчер знает, что это значит – поднимется братва лишь тогда, когда за перевалку заплатят выше пяти рублей. Да и груз предпочитали потяжелей (на лёгком много не заработаешь). Наплевать, что вагоны в порту простаивают, да и суда тоже. Что там говорить?.. В порту почти ни одной партийной ячейки. Коммунистов днём с огнём не сыщешь. Возмутился. А ему как-то смутно ответили:
- Были да сплыли большевики-грузчики. Владивостокский порт славился ими. Они боролись за власть советов, не жалея жизни, и порт поднимали после интервенции. А в тридцатые годы кому-то помешали.