— Отвратительно, — сказал я.
— Да, — согласился Измаил, — это отвратительно.
9Почесав голову и подергав себя за ухо, Измаил отослал меня.
— Я устал, — объяснил он, — и слишком замерз чтобы думать.
Часть 11
Мелкий дождь продолжался, и когда на следующий день около полудня я явился на ярмарку, там некому даже было дать взятку. По пути в армейском магазине я купил два одеяла для Измаила и одно для себя, чтобы составить ему компанию. Измаил ворчливо поблагодарил меня, но явно был рад ими воспользоваться. Мы некоторое время посидели молча, погруженные в печальные размышления, потом Измаил неохотно заговорил:
— Незадолго до моего переезда — не помню уже, с чем был связан вопрос, — ты спрашивал меня, когда мы дойдем до сюжета, который разыгрывают Несогласные.
— Да, так и было.
— Почему тебя интересует этот сюжет?
Вопрос заставил меня растеряться.
— Почему бы мне им не интересоваться?
— Я хочу понять, какой прок ты видишь в том, чтобы это узнать, ведь Авель практически истреблен.
— Ну да.
— Так зачем тебе знать, какую сказку он воплощал в жизнь?
— Опять же, почему бы мне ею не поинтересоваться?
Измаил покачал головой:
— Я не собираюсь продолжать разговор в таком духе. Тот факт, что я не могу обосновать причины, по которым тебе не следует что-то узнавать, не дает основания учить тебя этому.
Измаил явно был не в духе. Винить его я не мог, но и особого сочувствия к нему не испытывал: ведь именно он настоял на том, чтобы все происходило так, как есть.
— Ты просто хочешь удовлетворить свое любопытство? — спросил он.
— Нет, не сказал бы. Ты говорил в начале наших занятий о двух разыгрываемых сюжетах. Один мне теперь известен. Желание узнать второй представляется мне вполне естественным.
— Естественным… — повторил Измаил тоном, который ясно показывал, что это слово ему не по вкусу. — Мне хотелось бы, чтобы ты привел немного более веский аргумент, доказывающий, что я здесь не единственный, кто использует мозги по прямому назначению.
— Боюсь, мне не совсем понятно, что ты имеешь в виду.
— Не сомневаюсь; это-то меня и раздражает. Ты превратился в пассивного слушателя, ты отключаешь мозг, стоит тебе сесть передо мной, и включаешь его, когда уходишь.
— По-моему, ты преувеличиваешь.
— Тогда объясни мне, почему рассказ о сюжете, который почти некому разыгрывать, не пустая трата времени.
— Ну, хотя бы потому, что я не считаю его таковым.
— Так не годится. Того, что какое-то действие не пустая трата времени, недостаточно, чтобы меня на него вдохновить.
Я беспомощно пожал плечами. Измаил с отвращением покачал головой.
— На самом деле ты думаешь, что такое знание будет бессмысленным. Это очевидно.
— А для меня не очевидно.
— Значит, ты считаешь, что в нем есть смысл?
— Ну да.
— Какой же?
— О боже… Смысл в том, что я хочу узнать, вот и все.
— Нет. Для меня это недостаточное основание, чтобы продолжать рассказ. Я хочу продолжать, но только не в том случае, если единственным результатом окажется удовлетворение твоего любопытства. Уходи. Вернешься, когда найдешь вескую причину для продолжения.
— Что такое веская причина? Приведи пример.
— Хорошо. Зачем тратить усилия на то, чтобы узнать, какую сказку воплощают в жизнь люди твоей собственной культуры?
— Затем, что, воплощая ее в жизнь, они уничтожают мир.
— Верно. Но зачем все же узнавать, в чем она состоит?
— Затем, что это, несомненно, нечто, что следует сделать известным.
— Известным кому?
— Всем.
— Зачем? Я все время возвращаюсь к этому. Зачем? Зачем? Зачем? Зачем людям вашей культуры знать, какую сказку они воплощают в жизнь, уничтожая мир?
— Чтобы они могли прекратить воплощать ее в жизнь. Чтобы они смогли увидеть, что, творя это, не просто совершают просчет. Чтобы они увидели, что разыгрываемый ими сюжет — проявление мании величия, такая же безумная фантазия, как и Тысячелетний рейх.
— Именно ради этого стоило узнать сюжет?
— Да.
— Рад слышать. А теперь уходи и возвращайся, когда сможешь объяснить, ради чего стоит знать сюжет другой сказки.