Долго вымывала себя, натирая кожу до красноты, а когда вышла, Лев уже спал, вальяжно раскинувшись на кровати. Я улеглась рядом с ним прямо в сыром полотенце, обернутом вокруг тела.
Утром настойчивые руки, лаская, будили меня. Лев сказал:
– Во второй раз будет лучше, – обещаю.
Самоуверенно подмигнул, и завалился сверху на меня, вдавив в матрас. Лучше не было. Хуже тоже не было. Было никак. И на том, как говорится, спасибо. Меня уносило от удовольствия от самого осознания того, что Лев наконец–то стал моим. Вот теперь точно все!
В то лето я практически ежедневно встречалась с Левой. Каждый вечер мы проводили в пафосных ресторанах и модных клубах. Нашими фотографиями пестрели журналы, в университете меня подлавливали журналисты и пытались взять интервью. Отец впервые в жизни приставил ко мне телохранителя.
Я парила на крыльях счастья и плевала на всех любопытных. Наши отцы потирали руки в ожидании скорой свадьбы, а я присматривала себе самое красивое и дорогущее платье. В этот день я должна блистать! Лев еще не сделал мне предложение, но я знала, что это случится совсем скоро.
Но произошло кое–что другое.
Одним днем, никого не предупредив, Лев уехал в Штаты на подписание контракта с NHL.
Глава 2 Король Артур
Я впала в депрессию. Серая сидела на диване в кабинете отца в огромном спортивном костюме, без грамма косметики. Без лоска и шика. Волосы не чесаны несколько дней. Зубы не чищены и того больше. Я смотрела на стену перед собой, как будто ничего важнее в жизни сейчас нет. Обычная девятнадцатилетняя девчонка, которая поверила легкомысленному мальчишке. Таких сотни, тысячи.
Мы верим красивым словам, но отказываемся смотреть на действия. Так проще обманываться.
Мой отец орал на Громова – старшего.
Громов – старший орал по телефону на Льва. Называл его сосунком и мажором.
И только Артур смотрел на меня немигающими глазами. Он был спокоен, как удав. Наверное, адвокаты должны вот так держать лицо. Глядя на него, меня начинало тошнить от страха.
Через пару недель я узнала, что тошнит меня вовсе не от страха. Две полоски на тесте светились слишком ярко, чтобы быть ошибкой. Так как Лев оборвал со мной все контакты, связаться с ним не было возможности.
Александр Громов постарел лет на десять, не меньше. Кажется, он хотел извиниться передо мной. Но сам пока не понял, за что именно просить прощения.
За легкомысленность сына, его предательство, мою глупую доверчивость или за жизнь внутри меня.
Я не хотела ничего. Еще две недели я позволила себе оплакать свою долю, а потом начала возвращаться в реальный мир.
Первым делом я почистила зубы. Зубная паста засохла от того, что ею не пользовались много дней, поэтому пришлось взять новую. Следом помыла голову. Впервые за несколько недель.
Не удосужившись вытереться, абсолютно голая, я прошла к большому зеркалу в своей комнате и встала напротив. В отражении виднелись лужи на полу и мое осунувшиеся тело. Беременные же должны набирать вес? Разве нет?
Я какая–то неправильная беременная.
Взяла в руки тяжелый металл и взвесила в руках. Огромные ножницы, откуда они у меня? Даже не помню этого.
Провела рукой по шее, груди, животу. Прикоснулась к холодным мокрым волосам, приглаживая до кончиков. А потом взяла прядь, оттянула ее в сторону и поднесла ножницы
Спину обдало еще большим холодом. Я вновь посмотрела в отражение и увидела там его.
Не знаю, когда он вошел. Прикрыв за собой дверь, он смотрел на меня. Голую, мокрую. Отчаявшуюся.
Полностью собранный, в дорогом костюме. Холодный, бесчувственный. Прислонившись к двери, смотрел на меня и не пытался помешать.
Звук соприкасающихся лезвий, и пряди падают на пол. Одна, вторая, третья. Я отрезаю волосы криво, некрасиво. Они уродливой кривой линией касаются плеч. Но мне стало легче, смыкая веки, я тихо выдыхаю.
Артур в два шага сокращает между нами расстояние и отбирает ножницы. Открывает дверь шкафа и достает оттуда огромный махровый халат. Розовый в цветочек. Он настолько детский, что смотрится смертельно неуместно в руках этого темного мужчины. Артур накидывает мне его на плечи и просовывает мои руки, как будто я ребенок.
Как будто это не так.
Мне девятнадцать, ему тридцать. Мы из разных миров.
Были.
Еще несколько недель назад в моем мире скакали радужные пони и порхали бабочки, там круглосуточно светило солнце. А сейчас здесь веет холодом похлеще, чем в мире Громова.