Я не слушала его. Ишь ты, хозяин жизни, всё-то он знает. Упрямо складывала вещи в что-то вынимала, что снова запихивала. Иван продолжал гнуть свою линию:
— Ну допустим, причём учти, Элеонора, я говорю слово “допустим”, суд встанет на твою сторону и разведёт нас. А что потом?
Когда то ты узнаешь, что была не права, что не было измены. Что ситуация, в которую ты попала это нелепость, глупая шутка, а ты раздула из мухи слона и поломала нашу семью.
— Слушай, Василевский. А если бы я пошутила таким образом, ты бы оценил? Посмеялся бы и утром за завтраком вспомнил как весёлый анекдот? Через пятьдесят лет рассказывать будешь внукам, какая у них была весёлая бабушка и зажигала на чужих столах перед чужими мужиками?
Я видела его реакцию. Василевский побледнел. В глазах задымилась ярость, я, чтоб добавить огня, ещё плеснула бензина:
— Прикинь, а потом ты едешь домой, а меня нет всю ночь, я появляюсь на утро с красными глазами, мятая и от меня воняет какой то дрянью. Кстати, чем от тебя воняло?
— Элеутерококком, Элеонора, коктейлем из мёда, лимона и Элеутерококка. Для бодрости, у меня была бессонная ночь.
— И не говори, Иван. Вытянуть такую активную ночь с девицей, тут канистра бодрящего напитка нужна.
Он со всей силы ударил кулаком в стену, я от неожиданности вздрогнула:
— Я работал всю ночь с документами, потому что… потому, что это не твоё дело. И вообще, хватит уже об этом, почему у тебя одни бабы на уме! — он сделал шаг ко мне, останавился совсем рядом, от него прямо обжигало раздражением. А мне не было страшно, я взвилась, аж привстала на цыпочки:
— Да потому что раньше на уме у меня был муж и семья. А потом у мужа появилась баба!
— Слушай, Эля, чего ты бесишься. Какой развод. Я тебе сказал, не было ничего.
— Ясно, — я пыталась застегнуть молнию на сумке, её заело, я дёрнула, прищемила палец. Иван подошёл, стал рвать сумку из рук, я уцепилась бульдожьей хваткой за ручки, сумку не отпускала. Молчаливая возня переросла в войну взглядов.
Я, не моргая, таращилась на него, скалилась, всё дёргая и дёргая сумку. В какой то момент изловчилась, попыталась укусить, впиться зубами в его руку. Муж смотрел на меня сверху сузив глаза и сжав челюсти. В воздухе искрило напряжение, Иван выпустил сумку, я продолжая сражаться, от неожиданности потеряла равновесие, плюхнулась в кровать. Прижимая к себе сумку рычала, наблюдая, как муж медленно наклонялся ко мне.
Наши глаза сошлись:
— Элеонора, сию минуту подорви свой сладкий зад и марш, убери всё в моём кабинете. И больше там ничего не порти.
— Я сожгу твой кабинет. Сегодня же!
Василевский уже был в дверях, обернулся:
— Тебе надо пережить всё, что ты себе накрутила. Отвези Машу в садик, поезжай, посиди с подругами, потрынди. Чтоб к вечеру всё было как всегда. Я сказал.
— Стесняюсь спросить, — из меня лезло ехидство, непрошенные слёзы солёными ручейками сползали к губам: — А как прежде, это я ужин на стол, а ты на свой стол секретаршу голой жопой?
Иван с чувством снова врезал кулаком по стене:
— Это не моя секретарша!
— Конечно, не твоя. Твою секретаршу Марину Яковлевну я хорошо знаю. Ты что, Василевский, украл чужую секретаршу?
— Да она вообще у нас не числится, эта женщина дежурный секретарь на время внеплановых совещаний.
— Василевский, ты сейчас себе в ногу выстрелил, — я горько расхохоталась, — То есть, у вас даже не было чувств друг к другу с белобрысой? Так, встретились на столе переговоров, чисто технически, да?
— Что ты несёшь, ты себя слышишь, Эля?
Ничего я не слышала, из меня неслось потоком очень связное умозаключение:
— Иван, я понимаю, ты влюбился бы козлячьей любовью, но пользовать девушку на ходу… У вас даже не было конфетно- букетного периода? Почему, ты же вроде не жадный. А, наверное встретились без чувств, типа бес в старое ребро?
— В какое ребро? Старое? — у Ивана вытянулось лицо, шёпот из него вырывался со свистом. Он стоял в дверном проёме сузив глаза и дёргая ноздрями:
— Что ты имеешь ввиду, дура несчастная?
— Ну да, тебе сорок, не за горами пятьдесят! — я валила в кучу всякую ерунду, у меня уже заканчивались силы.
— Во-первых, мне до сорока ещё далеко, — рявкнул Иван, — А во вторых…
Он молча прошёл в гардеробную, надел свежий комплект белья, рубашку, достал синий костюм, малиновые носки, забрал рубиновые запонки, злобно глянул на меня, помчался одеваться.
— Зайди в аптеку, салфеток влажных купи. Побольше. — выкрикнула ему вслед, — Будешь за своей обезьяной стол дезинфицировать!