Схватила брелок от машины, вылетела из дома в чём была. Ну и наплевать. Подумаешь, жена бизнесмена в серых спортивках — пусть!
Как только вылезла из машины, от нетерпения рывком пересекла парковку. По ступеням взлетела птицей.
В холле протянула охране пропуск, молодой парень в форме чего то медлил, всматривался в экран, спросил:
— Рабочий день закончен, вы к кому?
— К мужу, — забрала у него документ, раздражённо впечатываясь кроссами в пол, топала к лифту. То, что парень в охране новый и не обязан меня знать, это нормально, я злилась не на него. А на тот голосок, что сообщил мне про совещание, на котором “совещался” мой муж (в одиночестве, по всей вероятности).
Лифт любезно встретил меня зеркалом на противоположной стене кабины, во всей красе показав мою заплаканную физиономию. Нос распух, глаза красные, волосы на свободном выгуле. Вот она, жена богатея в реальном домашнем оперении. На кого я похожа!
Постаралась пальцами унять растрёпанную гриву, кое-как собрала в косу.
Лифт всё полз на тридцатый этаж, у меня с каждым пролётом всё сильнее и сильнее стучало в висках, дыхание стало шумным, мне не хватало воздуха. Я в лифте будто на эшафот поднималась.
Когда двери лифта бесшумно разъехались, во рту пересохло. Красная ковровая дорожка бархатом стелилась до самого кабинета моего мужа. Причём, отсюда было видно, что дверь в кабинет Василевского приоткрыта.
Ну, и чего ты нервничаешь, уговаривала я саму себя. Раз дверь приоткрыта, значит там нет того, чего ты так боишься увидеть. (Воображение рисовало любимого в охапку с девицей, больше на ум ничего не приходило.)
Ну и вправду. Если люди хотят уединиться, они же первым делом закроют дверь, ведь так! На засов. А лучше на замок. На пудовый.
И всё же я шла к этой двери с приоткрытой щелью, в которую уже утекала моя семейная жизнь. Глаза ещё не видели, но сердце точно знало: — не надо туда заглядывать.
Я остановилась в шаге. Прислушалась. То, что в кабинете есть люди не оставляло сомнений.
Я ещё ничего не поняла, но сердце тарахтело: беда!
У меня ещё была призрачная возможность оставить всё как есть. Развернуться, убраться прочь из офиса так и не подойдя к этой проклятой двери. Сесть в машину, ехать домой и никогда не вспоминать об анонимке. И тогда жить оставшуюся жизнь в сомнениях, но не знать правды.
Из за двери раздался шум. Я знала этот звук. Это когда файлы и бумага со стола летят на пол. Воздух вокруг меня стал холодным и густым, как болотная жижа, приходилось проталкивать его в себя. Моментально высохли и задеревенели губы, облизывая их ничего не чувствовала, только слышала набат в сердце: бум, бум…
Да что же там такое… Шаг и…
Глава 2
Моё бесшумное появление для меня было жестоким сюрпризом. Этаким щелчком: бац, и навсегда потух свет в моём сердце.
На столе лицом к мужу и спиной ко мне сидела девица с задранными ногами, упираясь ими в подлокотники кресла Ивана. Она томно, медленно подняла обе руки, снимая зажим с волос, плавно качнула головой, рассыпая свои жидкие прядки по плечам.
Мужа я не видела, в смысле не видела его лицо, Ивана полностью скрывала женщина, представшая перед ним как перед гинекологом. Самая мерзкая поза, которую можно себе представить. И знаете, что ещё? Я видела, Иван держал её за щиколотку. Это длилось лишь миг, но я это видела!
Сначала я замерла от ужаса, постепенно покрываясь липким потом между лопаток. Мне пришло в голову бежать. Может быть, это реально была правильная мысль, чтоб не сойти с ума от обиды, от стыда, от боли. Ах, как это больно, когда умирает любовь. Мне будто рёбра вывернуло наизнанку.
Самое интересное, меня не замечали.
Пришлось сорвать свидание двум голубкам. Я громко захлопала в ладоши:
— Совет да любовь. Горько!
Девица обернулась, посмотрела мне в лицо, неловко соскользнула со стола. Худая, как доска, дрянь повернулась к окну, одёрнула юбку и стала застёгивать пуговки на блузке.
Иван не шелохнулся. Сидел в кресле, смотрел на меня странным, незнакомым мне взглядом:
— Элеонора, зачем ты приехала?
Обалдеть, он вёл себя так, будто это передо мной сидел полуголый мужик с разведёными коленями. Нет, в глазах мужа не было растерянности или сожаления. Он, не меняя позы смотрел на меня так, будто застрял у доски на решении уравнения.