Я к тётке повернулась:
— Тётя Таня, не делайте так больше никогда, ясно?
— А что такого. Он мужчина не женатый, так может, поговорила бы с ним, всё плакать за своим Ванькой перестала. Я конечно, Ваню люблю, но тебя жалею. Раз ты плачешь, вот бы и развеялась.
— Или обещайте, что больше такого не повториться или я съеду сейчас с Машей.
— Ой, ну не кипятись. Подумаешь. Я как лучше хотела. Знала бы ты, Эля, как жить одной. Я вон всю жизнь одна, так через день хоть на стенку лезь. Был бы сейчас мужик, так любого бы терпела.
— Тёть Тань, так вы с мужем почему расстались?
— Я и не расставалась. Всё ему прощала, все гульки его. Так всё равно, пёс его душу забери спутался с одной и ушёл к ней совсем. А потом спился через два года и замёрз под воротами. Ты же знаешь наши зимы.
Она помолчала, вздохнула тяжело:
— Бабы в деревне говорили, приворожила его другая-то. Кто знает. Может, так и было. Я вот себя виню. Проиграла я тогда сопернице. А надо было воевать за мужика. Хороший был мужик. Рукастый, не злой. Была бы я рядом, так жив был бы. А что гулял, так и что. Лишь бы домой потом возвращался.
Я поднималась к себе со смешанным чувством. Кто я такая, чтоб судить другого человека. Но такая во мне злость поднималась: никогда я Ивану не прощу его гулек.
Приехала машина с рабочими, с досками, с инструментами. Иван прислал чинить тёть Танин двор. Золотой у меня всё таки муж. Если бы не одно “НО”.
Чтоб отвлечься, поднялась к себе, принялась за уборку.
Я с таким усердием скоблила дощатый пол чердака, будто закатывала в асфальт ту худоберчивую тварь. То и дело у меня перед лицом вставала её надменная физиономия, когда она слезла со стола и поплыла к двери, прежде чем я вцепилась в её патлы. От собственного рыка перехватило дыхание. Эх, попадись мне она сейчас, задушила бы собственными руками.
Бесконечно возвращаясь в тот поганый вечер я, как заезженную пластинку всё крутила и крутила перед глазами ту картинку. Самое смешное, что я бы никогда не приняла ту позу, в которой застала любовницу мужа. Может быть чисто физически я бы её осилила, но вот в эмоциональном, как бы сказать: в целомудренном плане мне это было не по силам. При условии, что я не ханжа, всё же нет, это мерзко… А моему мужу, значит не хватало именно этой мерзости. Извращенец! Скотина!
Физический труд делал из моих нечеловечески больных фантазий вполне человеческий результат: пол уже свежим янтарём сиял в закатных лучах, когда по ступенькам поднялась тётушка, выглянула с растерянным выражением лица:
— Эля, там к тебе мужик какой-то.
— Вы опять? — я угрожающе повернулась к ней с тряпкой в руках.
— Нет, Элечка, что ты. Правда мужик.
— Мужик? — я выглянула в подслеповатое мутное окошко. Толком ничего не понятно, чужая машина. Может кто то из адвокатской конторы приехал, хотя зачем, у нас телефоны.
Наскоро стянула косынку с головы, выправила футболку из штанов.
Спустилась вниз, у калитки стоял… Иванишин? Глазам своим не верила. Друг моего мужа собственной персоной. Что ему надо?
Глава 15
Наскоро стянула косынку с головы, выправила футболку из штанов.
Спустилась вниз, у калитки стоял… Иванишин?
— Элеонора, здравствуй, дорогая, — друг моего мужа протянул ко мне руку. Странно, мы уже не виделись больше года после того скандала, неужели его прислал Иван…
— Присядем?
Виктор держал руки за спиной, кивнул на лавочку возле калитки. Я смотрела на непрошенного гостя: гусь он и в Африке гусь. Дорогой костюм, белый шёлк рубашки, галстук по цене крыла боинга. Из под манжетов пиджака на кипельно белой рубашке сверкали золотые запонки.
Давненько я его не видела.
Выражение его лица было нечитаемое. Это знаете, как у заинтересованного в вашем интервью журналиста, и этот самый журналист лезет из кожи вон, чтоб вам понравится. Что то меня всё же насторожило. Я тут же спряталась в невидимую ракушку, сложила руки на груди, мозгами натянула на себя шлем — женская интуиция никогда не ошибается. Этот сногсшибательный холёный мужик просто искрился приветливостью. Но я сердцем чувствовала, он весь как отколовшийся кусок айсберга — холодный внутри и гладко отполированный снаружи.
Я села, Виктор оказался рядом:
— Как поживаешь, Элеонора?
Я неопределённо пожала плечами. О чём говорить с другом предателя, тем более, когда мне он не друг, а так, знакомый.
Виктор приобнял меня, легко, почти не касаясь, по-приятельски коснулся губами моей щеки. Я на автомате вытерла щеку ладонью, вообще то мы не настолько приятели, чтоб он лез ко мне с поцелуями. Меня, конечно, этот новоявленный обычай тыкаться в щёку со всеми знакомыми обычно не трогал, но сейчас взбесил.