Я молча смотрела перед собой. Мы оба были хороши, уже до маразмов дошли в обвинениях друг друга. Однако, я чувствовала, что градус разговора поднимается и вот вот дело снова пойдёт к скандалу. С чувством выпалила:
— Мог бы и раньше сказать свои жалкие слова оправданий.
— Началось, — Иван крепче сжал руль: — Я тебе про Ивана, ты мне про болвана. Я спросил почему ты не поверила мне, разве я давал когда повод? Ну, и почему мои слова оправданий жалкие?
— Потому, что они не объясняют, что делала сегодня тётя Лиля рядом с моим ребёнком. Я за ребёнка убить могу. И твою мразь размажу в кисель, если на километр к Маше ещё раз подойдёт. Ты знаешь, это не пустые слова, — я еле ворочала языком, у меня не было сил говорить, слова тянулись резиной: — Если бы ты знал, Иван, как я хочу вернуться туда, где всего этого не случилось. Но у меня пазлы не складываются в голове: Девка на стол впрыгнула белкой за секунду до меня, высунув язык рисовала помадой сердце на зеркале ты не знаешь когда, а в кафе, где ты был с Машей, твоя гадина упала с неба. Опять же без твоего включения. И знаешь, что, Василевский?
— Что?
— Вытекает вопрос: как ты такой умный, сильный и красивый мог всё это допустить.
Он молчал, а меня прорвало:
— В тот момент, когда я чуть не поседела, разыскивая ребёнка, приехал ты и вдохнул в меня веру, что всё будет хорошо. Я даже забыла, оно как то стёрлась всё, что наслоилось обидой за те пару дней. А сейчас ты стал говорить и я вдруг поняла — а ничего не изменилось. Может, у тебя и не было с Лилькой в тот момент ничего, но ты не смог мне это объяснить. Поэтому уж прости, что поверила собственным глазам.
Отвернулась к окну. Муж попытался успокоить, правда не знаю кого — меня или себя:
— Тебе надо время, Элеонора. Успокаивайся, дорогая. Я тебя с Машей не отпущу никогда. Просто потому, что всё хорошо, а эта шелуха с Лилями скоро исчезнет из нашей памяти. Я квартиру сейчас снял, вас привезу домой, сам туда поеду, там мои вещи, документы для командировки. У меня самолёт в пять утра в Питер. Вернусь к вам через пару дней. Всё у нас будет хорошо, выдыхай.
Иван привёз нас в дом, сам уехал. Настоял, чтоб Маша утром отправилась в садик, впрочем, я и сама поняла, что ей там лучше будет, чем со мной сейчас, когда у меня от слёз глаза не просыхают.
Те два дня, что я прожила без него, вернувшись в свой, в смысле, в наш дом, превратили меня в зомби. Я собиралась сегодня всё хорошенько обдумать, Дождаться мужа из командировки. Позвать Ивана и просто вытрясти из него правду! Вот пусть сядет напротив и толком мне объяснит, что происходит. Что это за новое лицо в нашей семейной биографии, из за которой наш брак тонет в омуте из грязи и подозрениий. Оказывается, убитое доверие может довести до сумасшествия.
За последние дни я столько раз возвращалась мыслями к нам с Иваном. Неужели я была настолько доверчивая дура, что не замечала изменений в поведении мужа. В принципе, он не задерживался, на его телефоне не было пароля, он не прятался от меня по углам, когда ему звонили. Я на сто процентов была уверена, что Ваня мой — голубь сизый. Чистый и блестящий как наша хрустальная люстра из венецианского стекла.
Говорят, снаряд не падает дважды в одну и ту же воронку. Но у меня же упал! Дважды! Одна и та же тварь подкосила нашу жизнь два раза всего за одну неделю. На столе и в кафе. Какие то странные совпадения. Что то Василевский ни разу не дал мне толкового ответа на вопрос что это! Случайность! По его словам — да. А по моим мозгам — нет.
Пока я перебирала эти мысли в голове, Маша наконец выползла из машины, несла свою картонку с пластилиновым самолётом, я предложила:
— Маша, давай помогу?
— Мамочка, ну как ты не поймёшь, это же для папы, я так люблю этот самолётик. Вдруг ты нечаянно уронишь. Я сама.
Ну да, я действительно не понимала ничегошеньки. Ни про папу её, ни вообще, что происходит.
Завела Машу в дом, малышка пошла мыть руки, играть с котом, я вернулась к машине забрать вещи. Звук припарковавшейся машины за спиной заставил обернуться. У калитки стояла малиновая бэха и с недавних пор я запомнила эту машину. Иванишин. А этому что тут надо?!
Надо будет в моём намечающемся разговоре обязательно сказать Ивану, чтоб не присылал ко мне своего казачка.
Пока я раздумывала, стоит ли мне подходить к воротам, или со ступенек показать Иванишину средний палец, чтоб убирался отсюда, “друг семьи” уже оказался перед калиткой.
Я решила в лицо сообщить Иванишину всё что думала о его визите. Оглянувшись на дверь в дом, пошла к калитке. В этот вечер я была одеты в полотняные широкие брюки, в серебристые балетки и холщовую рубашку навыпуск. Волосы собрала в низкий тяжёлый узел на затылке. С недавних пор меня одолел стиль бохо, всё широкое и бесформенное, но стильное и дорогое.