Я для новогодней ночи купила трикотажное платье, хорошо обрисовавыющее фигуру. Оно тоже лежало в коробке, только я её ещё не обтянула в новогоднюю фольгу. Представляла себе, как получу от мужа подарок, как в ответ вручу ему вот эту, свою, с платьем. Как он удивится, вынув чёрную тряпку. Я надену платье и он увидит округлившийся живот, сразу сообразит в чём дело.
Так воодушевилась своими фантазиями, не выдержала, вытащила платье из коробки. Крадучись оглянулась, сбросила домашний фланелевый костюм, надела платье. Огладила себя руками, покрутилась, ощущая приятное прилегание ткани. Прислушалась к себе, малыш ещё ни разу не шевельнулся, но я знала, ещё неделю, две и я почувствую, как чья то маленькая пяточка начнёт осаживать мои печёнки изнутри. УЗИ показало мальчика, я знала, Иван будет счастлив.
Смотрела на себя в отражении окна, чернеющего зимним вечером. Там, на улице бушевала зима, мело. Фонарь то и дело мигал жёлтой луной, дёргаясь светом в порывах морозного ветра. В тёмных стёклах отражалась моя фигура в профиль. Затянутая в чёрный трикотаж, очень рельефно сползающая нежным овалом растущего животика радовала меня.
— Элеонора…
Я повернулась, охнула. Ну надо же!
— Иван, откуда ты так незаметно подкрался? Я тебя не слышала.
Он напряжённо молчал, не сводил с меня глаз. Я автоматически поглаживала живот.
Муж как был в обуви, в пальто, так и протопал ко мне через всю комнату. Обнял со спины, положив руки на живот:
— Сколько уже?
— К 1 июня будем ждать рождения твоего сына.
— Сына?
— Вот, смотри, — я достала из коробки фото с УЗИ с моим сыночком, — Вот, хотела тебе под ёлочку положить, но ты сегодня сам всё увидел.
Иван повернул меня к себе, молча обнимал, я вдыхала морозный запах с его пальто, видела, как снежинки плавятся искрящимися каплями на его пальто. Сама не дышала от счастья, чувствовала, Иван потерял дар речи.
В комнату вбежала Маша:
— Папа, папа, смотри, мы с тётей Ирой печеньки делаем. На, попробуй— она что то совала ему в руку, он подхватил её на руки, другой притянул меня к себе:
— Люблю вас.
— Папа, пусти, надо ещё Пушистика на ручки взять. А то он обидится. Ты же нас всех любишь?
— Всех.
— Папа, ну мы тебя так ждали! Смотри, какие печеньки. — она пыталась совать печенье в рот ему, мне, сама грызла с краешка, — Папа, ты почему улыбаешься?
— Потому, что я так счастлив, Машенька! — он поднял дочь высоко на вытянутых руках и кружил.
— Папа, а что такое счастлив? Это как?
— Это просто. Это когда тебя ждут дома. А ты всех-всех любишь.
Конец