— До свидания, Андрей, — забрала я из его рук моё не самое лучшее средство связи и постучала в закрытую дверь.
К счастью, Фёдоровна на страже. Она мучилась бессоницами и работу свою выполняла хорошо.
Я слушала её ворчание и не слышала. Была вся ещё там, где до сих пор стоял Андрей. Я видела его в окно, и сердце мучительно билось — сладко и заполошно.
— Эх, молодёжь, — поджала губы Фёдоровна и покачала неодобрительно головой. — Беги уже, коза, — смягчились её глаза. — Счастливая какая…
Я поцеловала её в морщинистую щёку и помчалась к себе. Юркнула в маленькую комнатушку, в которой жила одна. Маленькая роскошь, которая выпала мне с барского плеча комендантши за возню с её сыном-оболтусом.
Мельком глянула на себя в зеркало. Щёки пылают, глаза тоже… губы алые. Будто и не я вовсе.
Нет. Мы не целовались. И даже на прощание Сотников не чмокнул меня в щёчку. И в танцах вёл себя прилично — образец джентльменства. Но Андрей другим и не мог быть. Я не могла представить его ни развязным, ни разгильдяем. Не тот случай. Не тот экземпляр. Вот близнецов-Сотниковых — запросто. Эти как раз отличались буйным нравом, склонностью к авантюрам, к дурацким шуткам, розыгрышам и шумным историям, о которых потом шла слава, как шлейф.
Никаких знаков. Никаких вольностей со стороны Андрея. Но я всё равно была убеждена: что-то изменилось, стало другим, не таким, как раньше.
Казалось: не усну. Думалось: мысли и чувства переполнят, и я до утра буду бегать по комнате, как сумасшедшая белка. Но, видимо, у батареек закончилась энергия, и я рухнула в постель, все ещё отчаянно мечтая, грезя, задыхаясь от эмоций. И уснула. Чтобы проснуться от звонка будильника — грозного и неумолимого стража, который все последние годы контролировал мою жизнь.
Чуть позже позвонил и Андрей. Неожиданно. Хоть я, наверное, ждала его звонка.
— Просыпайся, соня! — вливался в ухо его бодрый голос. — Утро прекрасно! Грех такое пропускать! Я за тобой заеду?
— Поздно, Сотников, — тяжело вздохнула я. — У меня смена, я на работе.
— Так суббота же, — опешил он.
— Больницы работают без выходных, — покачала я головой, будто он мог это увидеть.
— Понял, — выдал он почти сразу. — И когда у тебя смена заканчивается, моя неутомимая Золушка?
Снова опалило щёки. Моя. Он сказал моя…
— Вечером. В шесть.
— Скинь адрес. Я заеду.
И время замерло, забывая отсчитывать секунды и часы жизни.
Молчало оно, когда я сбрасывала адрес. Не дышало, пока я работала, словно в тумане. Только в голове бились птицами отрывочные мысли: моя… заеду…
Это было безвременье, когда ожидание становилось непереносимым. Когда хотелось сорваться и бежать, бежать навстречу, чтобы видеть, слышать и знать: он рядом, он со мной, я ему не безразлична.
Глава 16
Андрей ждал. Но я прошла мимо, как слепая. Выглядывала его, вытянув шею, и не находила.
Растерянность. Отчаяние. Тьма внутри. Не дождался?.. Я немного опоздала, что уж… Пошутил? Не похоже на него. Что-то задержало? Но в телефоне — ни пропущенного звонка, ни смс.
— Эй, девушка! — раздался за спиной весёлый голос. — Вы тут парня не потеряли случайно?
Я обернулась. Резко. Так, что чуть в ногах не запуталась.
Андрей стоял возле авто. Красивый до невозможности. Вот же… он ведь сказал: заеду. Но я даже подумать почему-то не могла, что он на машине. Вчера мы пешком прогуливались.
Буквально три шага, как в бреду — и я в его объятиях. Надёжных, крепких. Не знаю, кто из нас потянулся первым. Но только губы его накрыли мои.
Наш первый поцелуй, что длился очень недолго.
— Машка… — уткнулся он лицом в мои волосы. — Леди Осень, привет.
А я стояла и боялась дышать. Уткнулась лицом в его грудь.
— Я тебя напугал, да? — спросил он тихо.
— Нет, — подняла глаза. — Поехали отсюда.
И мы неслись, как ветер. Болтали о чём-то. Я смотрела на его руки, что уверенно лежали на руле, вдыхала воздух, потрескивающий от напряжения и слышала, как поёт моя душа.
Он рядом. Он со мной. Он меня поцеловал.
Мы снова где-то ужинали, но я, кажется, не понимала, что ем. Я ощущала себя Большим Ухом и Сплошной Эмоцией — впитывала, слушала, упивалась. И мне было очень хорошо. До мотыльков, что порхали внутри и осыпали какую-то пьянящую пыльцу со своих невесомых крыльев. До головокружения, когда весь мир — смазано двоится и плывёт, колыхаясь, рассыпая искры.