Выбрать главу

Такой скандальный и неприличный финал Натальиной карьеры в “Грунде” произвел тяжкое впечатление на креативно-стратегический отдел. Никто не подавал виду, все машинально улыбались в стиле фирмы, но было до того неприятно, что Савостин, хотя и поместил свою соду в зарытый сосуд, но вдруг опрокинул его прямо в папку со свежими документами, извергнутыми в отдел Смоковником. Виталий Ефремович потом долго сдувал эту соду на бумажку, а от посторонних глаз выстроил из папок заградительную ширму. Он поминутно из-за нее выглядывал, так как боялся, что один из зловещих молодых людей его застукает.

Елена Ивановна Рычкова отличалась сообразительностью. Она вовремя вскочила и с первой попавшейся под руку бумажкой подоспела к кабинету Смоковника в самом начале скандала. Она многое смогла увидеть или скорее почувствовать сквозь полупрозрачную, как мыльная вода, кабинетную дверь. Потом в курилке она уверяла Вику, что Наталья не делала ничего ужасного, как можно было предположить по донесшимся до всех звукам. Бедняга всего лишь обнимала (а может и целовала!) бесчувственные, как дерево, колени Смоковника и голосила что-то про больных детей и парализованную тетку (ту, должно быть, что приносила шалфей). Смоковник от нее отпрянул слишком резко и плечом опрокинул стильную вертящуюся этажерку для визитных карточек и поздравительных писем. Этажерка рухнула. Он перепугался грохота и стал руками и ногами давить на имевшиеся у него тайные и явные кнопки вызова охраны. Еще раньше охраны подскочил Гусаров и едва не сшиб с ног Елену Ивановну, замешкавшуюся у двери. Он даже при этом лягнул ее по щиколотке. Елена Ивановна показала Вике образовавшийся свежий голубой синяк. В общем, событие произошло крайне неприглядное. Вика поежилась, представив, что было бы, если б ее на Яву обнаружили бы голой за компьютером. Но уж припадать к коленям Смоковника она не стала бы ни за что!

– А про себя-то ты чего думаешь? Все таешь? Если есть проблемы, их надо решать! – бесцеремонно сменила тему Елена Ивановна и оглядела понурую Вику. Вика и сама знала, что надо что-то делать. Пашка тоже таял, даже пуще прежнего. Сверхурочные работы его изводили и тайная мука не отпускала. А главное, ночной хулиганский звонок застрял у Вики в голове и тысячу раз снова и снова прокручивался во всей своей подлой нелепости. Вика отлично понимала, что Пашка не такой, да и не могли случайные негодяйки ничего о нем знать, но все же было очень противно. Противно стало еще в тот самый вечер, после звонка, когда Вика, злая и перемазанная “Филодором”, вошла в полутемную спальню, увидела спящего истомленного Пашку с новой страдальческой морщиной на переносице и поняла, что любит его безумно.

Да, Елена Ивановна права: надо действовать. Но как? Первым делом узнать бы причину Пашкиных мук. Значит, сегодня же после работы следует забежать в “Спортсервис” (именно так, без всякой выдумки и затей, именовалась Пашкина фирма). Анютка сегодня на английском, можно потратить часа полтора на разведку.

Вика приблизилась к зданию мужниной фирмы, и ее шаг замедлился. Она переступала сейчас некую черту. У них с Пашкой не было принято лезть в служебные дела друг друга. Это было немыслимо в “Грунде”, да и сама Вика считала дурным тоном появление в офисе визжащих от скуки детишек, теток с шалфеем, жен с салатом в баночках и любящих мужей с забытой дома косметичкой. В “Спортсервисе”, конечно, народ собрался попроще, но они-то с Пашкой уговорились не мешать друг другу на работе. Нарушение договора будет заметно, сможет обидеть. Но как иначе узнает она, какая сволочь посылает Пашку на вечерние авралы и в бесконечные командировки? Ведь все у них в “Спортсервисе” такими друзьями прикидываются!

Сизый “Сааб” Царевых безмятежно поблескивал в тесном ряду других машин на парковке у “Спортсервиса”. Это означало, что Пашка на месте. Вика решила зайти с парадного крыльца. Офис Пашкиной фирмы был перестроен некогда из бывшего продовольственного магазина. Сделано было, конечно, всё, чтоб замаскировать и замазать убогую панельную сущность бывшего заштатного гастронома, но сущность эта неумолима лезла сквозь все цивилизованное, наносное – беленькие дизайнерские крылечки, нарядный фриз из плиток, витые перильца. Да и сами спортсмены были натурами широкими и снисходительными, поэтому у них и водосточная труба была оборвана и свысока сплевывала талую воду, и плитки немного облупились. Перед входом густым шоколадом волновалась обширная лужа, а парадная дверь настолько туго открывалась, что Вика с трудом протиснулась в узкую щель.

– А, Вика, привет! – бросил ей пробегавший наискосок по вестибюлю Витька Борунин, бывший саночник. – Ты к Пашке? Он где-то здесь.

Как в таких условиях проводить расследование? Всякая собака ее здесь знает! И все из спортивной солидарности будут друг друга выгораживать, врать и темнить. Вика быстро миновала парадные залы “Спортсервиса” и углубилась в служебные помещения. Где-то там и сидел монстр, мучивший Пашку. Чью злую волю он выполняет? Конечно, лучше всего прикинуться дурочкой и напрямую спросить у директора фирмы Эдьки Эразмова, зачем он каждый вечер отрывает Пашку от семьи – разве нет никого помоложе?

В серых задних коридорах “Спортсервиса” не было уже ничего цивилизованного. Чахло горели тут старорежимные лампочки в ржавых проволочных колпаках. Вика здесь тоже встретила немало знакомых. Все они кривовато, неловко улыбались и на ее расспросы отвечали расплывчато. Да тут все заодно! Целый заговор! Осиное гнездо! Зато Пашка нигде не встретился. Всюду он только что был и пару минут назад вышел. Эдька Эразмов зачем-то поехал на презентацию фотоальбома “Памятники нетского палеолита”. Презентация проходила, правда, в присутствии губернатора, так что у Эдьки могли там быть какие-то свои политические расчеты. А может, его туда пригласили, чтоб показать историческую преемственность и верность корням (губернатор очень любил говорить на эту тему), потому что наружно Эдька был вылитый неандерталец.

Так ничего и не разузнала, только вспотела – топили в “Спортсервисе” немилосердно. Она решила было уходить, но очень уж ей хотелось застать Пашку наедине с вымогателем.

– Да он тут только что был, – сообщил ей ближайший Пашкин сотоварищ Олег Базлов. – Домой он пошел, потому как чулан запер.

Она не стала выяснять, что за чулан, и побежала по коридору, в конце которого почудилось ей знакомая широкая тень. Правда, свернула Вика не в ту сторону, попала к складу совершенно не нужных ей волейбольных мячей и потеряла драгоценные секунды. Когда она наконец выскочила на крыльцо в распахнутую дверцу сизого “Сааба” уже размашисто рухнул Пашка, а вот в другую дверцу… О, если б можно было лучше разглядеть! Но сумерки напустили уже своей мути, фонарь светил тщедушно и не с той стороны. Повторить это мгновение невозможно. Не на Пашку тогда надо было смотреть.

Сизая машина мягко загудела и медленно скользнула из общего ряда, устремившись к Благовещенскому проспекту. Вика сбежала с крыльца прямо в шоколадную лужу, впилась глазами в смутные огни. Да, две головы в машине! Она закрыла глаза ладонью, чтоб снова увидеть неподвижный еще “Сааб”, распахнутые дверцы, Пашку и?.. Обратным ходом растаявшая было картинка воскресла, мелькнула какая-то белокурая шевелюра… Непонятно даже, мужская или женская? Вика убрала ладонь. Фу, как скверно! Зато это уже кое-что. Сейчас дома она припрет Пашку к стенке. Некто белокурый его шантажирует. Кто и зачем?

Вика покинула лужу и помчалась домой. Пашка появился только в два часа ночи, утомленный и тихий. Вика давно уже лежала в постели возбужденная, с сухими жаркими глазами. В ответ на свои расспросы она узнала, что Пашку как ответственного за монтаж, а так же сантехника Матафонова срочно вызвали в сауну “Махмуд”, где подтекает джакузи. Вика напрямик спросила:

– Этот Матафонов очень белокурый?

– Что?.. Где?.. – опешил Пашка.

– Он блондин? Что тут непонятного!