— Кирилл, ему и шести ещё нет. Что, скажи на милость, он должен понимать? Он ничего тебе не должен.
— Вот видишь, — муж со стуком опустил кружку на стол. — Вот об этом я и говорю!
— Поясни.
— О том, что ты понимаешь его куда лучше. Ты же видишь, что не сможем мы без тебя, Оль.
— Не смей, — в груди у меня захолодило. — Не делай этого. Так делать нельзя.
— Чего делать нельзя? — прищурился он. — Говорить правду? Когда Марина меня бросила вместе с крохой на руках, ты не представляешь, через что я прошёл. Скольких трудов и нервов стоило не сорваться и не пустить всё под откос. Моя мать с ним сидела, пока я вкалывал, бизнес поднимал, а вечером приходил никакой и замертво валился, плохо помня, как вообще домой добрался. Да, я понимаю, отец из меня так себе, но я работаю для того, чтобы у моего сына была хорошая жизнь. Лучше, чем была у меня, это уж точно!
Я слушала его и не понимала, к чему эти длинные речи. Что он пытался мне доказать? Ну, кроме того, что бросать его — плохая затея.
— Если ты пытаешься убедить меня в том, что без меня ты не справишься…
— Справлюсь, — оборвал меня он. — Я справлюсь, Оль. Я и разбитое сердце залечу, и на работе найду кем тебя заменить. Но Егор-то… как? Как он без тебя? Теперь-то я могу позволить себе и няньку ему нанять, но ты сама понимаешь, что это не выход. Уйдёшь от нас — и на всю жизнь его покалечишь. Ребёнку нужна мать и нужен отец. Особенно Егору, которого одна мать уже бросила.
Вот так звучало отчаяние? Или бессердечная манипуляция?
Сложно было смириться с мыслью, что я понятия не имела, на что способен Кирилл, если задался целью…
— Мать ему никто не заменит. Но и отца — тоже. Это ты понимаешь?
— Очень хорошо понимаю. Оля, я всё очень хорошо понимаю. И я знаю, что работа — не оправдание.
Кажется, моё молчание настроило Кирилла на оптимистичный лад. Он посчитал, что я согласна с его аргументами.
А я просто пока не находила слов.
Кричать и бить посуду — вариант так себе, когда совсем рядом спит малыш, который понятия не имеет, что стал разменной монетой в торгах собственного отца. Он себе таким образом вздумал прощение выторговать, не иначе.
— Ты всё это понимаешь, но… — я замолчала на середине фразы. Я ведь ждала от него этого «но». Возражение висело в воздухе, невысказанное, но очевидное.
— Но сейчас горячая пора. Оля, ты же видишь, временами мы зашиваемся. Этот контракт требует готовности 24 на 7. У нас попросту нет права на ошибку. Оль…
Он встал из-за стола, приблизился ко мне и безо всякого колебания положил мне руку на талию, легонько притянул к себе.
Я стояла перед ним в какой-то непонятной прострации. Не спешила от него отстраняться. Тело помнило его и тосковало по утраченной нежности. На миг захотелось просто закрыть глаза, опустить голову ему на плечо и притвориться, что я всё забыла. Что события последних дней были дурным сном, несбывшимся кошмаром…
— Ты не имеешь права забывать о сыне, — тихо откликнулась я, тайком наслаждаясь тяжестью ладони, лежавшей на моей талии. — Да, на работе сейчас тяжело, но это не повод…
— Я услышал тебя, — доверительно шепнул супруг и заглянул мне в глаза. — Оль, я согласен. Я буду уделять ему время.
Часть меня успела порадоваться этой победе, прежде чем…
— У тебя есть отличный шанс доказать это на деле, — я подавила желание положить ладони ему на грудь, как часто делала, когда мы говорили с ним по душам.
— Как? Расскажи.
— На выходных я пообещала ему зоопарк. Вот вместе и пойдём в зоопарк.
Кирилл нахмурился. Моё сердце упало.
— Что такое?
— Оль, я буду занят на выходных. У меня важная встреча
— Встреча? Какая встреча? С кем?
— С Дагмаровым. Нам ещё многое нужно с ним обсудить и…
Я отцепила его ладонь от своей талии.
— Ну конечно. С твоим ненаглядным Дагмаровым…
Всё во мне вибрировало от обиды за сына.
— Конечно. Контрактные обязательства превыше всего. Уж точно превыше меня и Егора. Наверное, я ещё благодарной остаться должна, что это не встреча с какой-нибудь служительницей древнейшей профессии, на которую я должна просто закрыть глаза. Ведь это её работа!