Несколько секунд мы молча изучаем друг друга. Странно, я знаю Антона пару лет, но впервые заметила, какой же он урод. И судя по кривой ухмылке на круглом как шайба лице, Фомичев тоже не считает меня красавицей. В своей голове он явно рифмует к моему имени пару слов позабористей.
Что ж, я ему помогу. Моя девичья фамилия — Фука.
Римма Фука — та еще сука.
И на правах последней твари, я произношу:
— Спасибо за честность, Антон. И за то, что сэкономил мое время, сразу объяснив, что здесь меня никакие перспективы не ждут.
Фомичев делает вид, что снимает шляпу и низко кланяется над столом. Его длинная грязная челка почти опускается в пустую чашку.
— Всегда рад интересной беседе. Я попрошу, чтобы тебя проводили.
— Не стоит. — Я встаю, беру с кресла сумочку, и медленно, стараясь держать спину прямо, иду к выходу. Только дойдя до двери, поворачиваюсь назад: — Вот только…
— Что «только» — смеется Антон. Он заинтересован, что может сказать загнанная в ловушку зверушка.
— Только ты забыл, что Белый в коме. В очень плохом состоянии. И хоть я желаю долгих лет жизни, мучительной и полной боли, этому мерзавцу, мы оба понимаем, что случись что — единственным наследником его интеллектуальной собственности стану я. На ближайшие пятьдесят лет. А я, как потерявшая разум вдова, не могу гарантировать, что не сделаю глупостей.
Глаза Антона изумленно округляются, и впервые в них появляются живые эмоции. Заинтересованность? Предвкушение? Азарт?
Он потирает руки, как карточный игрок при хорошей раздаче:
— Красиво уделала. Не зря говорят, что с тебя написана Черная княгиня, Римма.
— Разумеется, с меня, — обернувшись, я смотрю в его пока еще довольное лицо. — Ведь я сама ее и написала.
Глава 10
Я впервые вижу свой университет после ремонта. Целый год лучшие архитекторы реконструировали старинное здание, чтобы сохранить его вид снаружи и осовременить внутри. От круглой лекторской в виде амфитеатра пришлось отказаться в пользу небольших обособленных кабинетов. Так практичнее. Зато удалось сберечь кованую лестницу, по которой, согласно легендам, ходил сам Александр первый.
Сначала он, потом, много лет спустя — я. Первая ступенька отзывается знакомой дрожью в ногах. Мне нравится возвращаться туда, где было хорошо когда-то. Я любила учиться, и хоть не блистала на парах, свой красный диплом заработала и даже мечтала остаться преподавать.
Не вышло.
«Звезда моя, не хочу сплетен, что тебя в университет пропихнул я. Это отразится на нашей с тобой семье. Все эти дрязги, пересуды, косые взгляды. Ты у меня нежная роза и просто завянешь в такой атмосфере и потом, ты нужна мне дома. Пока не выйдет третья книга, я не могу тебя отпустить, моя бесценная, моя любимая, красавица моя».
Филипп укутывал меня одеялом из нежных слов, так что я расслабилась, сопрела и потеряла связь с реальность. А теперь приходится просыпаться обратно в этот мир. С болью продирать глаза и как-то жить дальше.
Мимо проходит группа студентов, они что-то обсуждают на молодбежном сленге, который звучит как иностранный язык. Я их не понимаю. Я давно перестала считывать язык молодежи, хотя сама совсем не старая. Ну, сколько мне? Тридцать два? Разве это возраст?
Но чувствую себя так, словно прожила сто лет. И век мой был не самым радостным.
Когда поднимаюсь на четвертый этаж, то уже и дышу как старуха. И в боку колет и в глазах темно. Останавливаюсь, чтобы немного прийти в себя, перед друзьями из прошлого всегда хочется выглядеть такими, какими нас запомнили. Молодыми, звонкими, с мечтой в душе и дерзостью во взгляде.
В общем, нечеловеческими усилиями собираю дерзость по сусекам своего вялого организма и захожу в приемную декана филологического факультета и моего старого приятеля.
— Семен Гордеевич, можно?
Улыбаюсь так, что сама начинаю верить, что эта встреча мне приятна. Семен щурится, а потом узнает во мне свою подружку Римму и радостно вскидывает руки.
— Милая, ты пришла! А я все хотел тебе звонить, такое горе... такое горе!
Семен нелепо суетится, что-то ищет, похлопывая себя по карманам, опускается к нижнему ящику стола, так что мне становится видна его проплешина на затылке. Да, а ведь когда-то он носил кудри и очень гордился своей прической. Но никого из нас не щадит время.