Я улыбаюсь, вспоминая собственный позор, и как Белый утешал меня после него, рассказывал, что я все равно была самая красивая, а остальные просто не смогли понять мой хитрый замысел. Все это время красные колготки сброшенным знаменем лежат на груде моих вещей. Избавиться от них будет проще всего, а что делать с воспоминаниями? С фотографиями или с моей коллекцией парфюмов?
Я открываю ящик дамского столика и с тоской смотрю на плотный ряд стеклянных флаконов. Каждый тянет на целое состояние, за каждым тянется своя история.
Вот эти духи Фил купил мне в Италии, пока я отсыпалась в гостинице после сложного перелета. Откручиваю пузатую как барабан крышку и меня с головой накрывает запах сицилийских апельсинов, сочной дынной мякоти, соленой от моря кожи, оперы, босоножек, счастья.
Второй парфюм мы купили в Париже. Нишевая штучка с ароматом земли, дождя, чернослива, осени.
Третий уже наш, российский. Молодая фирма пыталась спрятать в свои флаконы запахи десертов. Кокосового крема, сливочного мусса, лимонной меренги, маковых булочек. У меня в руках оказался яблочный пирог с корицей. Такой сочный, что непроизвольно начинает вырабатываться слюна и появляется аппетит.
Очень не вовремя. В холодильнике пусто, я все время забываю купить продукты, так что есть мне просто нечего. И стоит об этом подумать, как раздается стук в дверь.
— Римма Григорьевна, — слышу знакомый бас, — открывай, медведь пришел!
На порог вихрем влетает Никита, сын Насти. Большой, шумный он за секунду занимает все пространство коридора, вытесняя из него все лишнее от вещей до мыслей.
— Ставь чайник, я тебе суп принес, чебуреки, фрукты, йогурт. Суп варил сам, так что взял еще и смекту, а то мало ли. Остальное купил, каюсь. Ты вроде такой любишь, со злаками, да? Я тебе побольше взял, а то, небось, не ешь ничего.
— Не ем, — согласно киваю, — тебя Настя сюда отправила?
— Ну, типа того, — неразборчиво уже из кухни. Следом раздается бряцанье посуды, всплеск воды, тихие ругательства и через несколько минут все ароматы моей квартиры, все эти сицилийские апельсины, фрезии, ландыши, землю, очень и яблочные пироги вытесняет один единственный запах.
Запах куриного супа. И заботы, от которой хочется плакать.
После ужина Никита моет за нами посуду, протирает стол и даже берется за веник, чтобы смести несуществующие крошки — дома у меня всегда чисто. Даже депрессия и желание сдохнуть не повод себя распускать.
Я с интересом наблюдаю за суетой вокруг. Чувствуется, до чего Никите не комфортно у меня дома. Не считая последней недели, Савранский ни разу не был у нас в гостях и теперь дергается, поминутно проверяет телефон, фыркает то на старинный буфет, то на свадебное фото на нем.
— Я еще не успела сжечь все фотографии и любовные письма, — в шутку оправдываюсь.
— А собиралась?
— Если честно, нет. Была мысль изрезать в лоскуты матрас на котором мы спали, но быстро передумала. Ты вообще в курсе как сложно найти хороший ортопедический матрас, чтобы утром ничего не болело?
— У меня и так ничего не болит.
— У тебя возраст, Никита, — я снисходительно улыбаюсь, — в двадцать три я тоже могла спать в картонной коробке, закинув ноги за голову, а утром идти покорять Эверест.
Савранский молча жмет плечами. Он вообще в последнее время все чаще молчит. Оно и понятно, между нами пропасть, с мостиком в виде Насти. Спасибо ей за то что попросила Никиту присматривать за мной, но не надо. В его компании я чувствую себя неловкой и… старой. У нас не такая большая разница, но за нее пережито столько, что я сама пугаюсь собственного опыта.
Когда Никита встает, я провожаю его в коридор, уверенная, что сейчас он уедет обратно, и не понимаю, как мы оказываемся в моей спальне.
Никита впереди, я еле поспеваю за ним.
— А я думал, ты во всем идеальная. Честно, мне даже полегчало.
Он с улыбкой осматривает бедлам, который я оставила. Горы вещей, книги, документы и в качестве вишенки на этом бомж-торте склянки с духами, разбросанные на кровати. Судя по виду Никиты, он почему-то очень доволен этим бардаком, и я, не желая его расстраивать, молчу, что такое у меня впервые. Я патологическая чистюля и классическая, раздражающая всех правильная девочка. Так что даже несколько секунд в атмосфере хаоса даются мне с трудом, и я опускаюсь вниз, чтобы убрать залежи одежды.
— Ты переезжаешь?
— Судя по всему — да.
— Тебе нужна помощь?
— Нет, спасибо, я справлюсь.
На самом деле нужна и очень, но я никогда не скажу об этом Никите. Мне физически некомфортно в компании Савранского младшего. Он такой большой, что занимает собой пространство не только в комнате, но и в голове. Почему-то не получается не думать о человеке, когда на тебя смотрят вот так.