— Что еще осталось? — Я убираю со лба липкую от пота прядь и выдыхаю. Прощаться с прошлым весело, но я все равно устала. Так я думала, пока мне в руки не легла тяжелая, нераспечатанная коробка. Луи Виттон, чистый унисекс, которым пользуются и мужчины и женщины. Подаренный, но так и не открытый.
Этот парфюм пах розой, инжиром и абрикосами. Желтыми, сочными, только привезенными в огромных коробках с юга плодами. Этот запах навеки осел у меня в памяти — именно абрикосы ела соседка по палате в день, когда мне сделали чистку. Я плакала, осознавая страшный диагноз, а она скидывала косточки в пакет и без конца жрала душно пахнущие фрукты.
Ненавижу!
Абрикосы и Филиппа.
— Прощай, — крикнула высоко в небо, и только Бог знает, что прощалась я не с Белым, а с моей не родившейся малышкой, с невозможностью иметь детей, с прошлой, слабой Риммой, той, кого из меня вылепил мой муж.
Еще с минуту я стою на мосту и тупо смотрю вниз, на огромное как озеро, пятно — кляксы моих обид и воспоминаний. Никита не торопит, ждет. И только когда я сама протягиваю руку, ведет меня вниз.
Он сгребает крупные осколки в сторону, и только потом просит:
— А теперь закрой глаза. Я покажу тебе чудо.
Я слишком устала, чтобы спорить. Слушаюсь этого странного мальчика, но уже не верю, что что-то может меня удивить. И оттого удивляюсь особенно ярко. Сейчас, без света и без вида серого моста, дроги, пустыря за ней, остается только запах. Новый, пугающий, но такой сладкий запах всех моих любимых парфюмов. Он как чистый концентрат счастья окутывает, обволакивает изнутри, и просится наружу. Через улыбку. Через касание пальцев. Через музыку в голове.
Господи, откуда музыка?
Никита берет меня за руку и ведет в танце. Осторожно, едва касаясь спины, поддерживает, чтобы не упала, уводит в сторону, кружит на месте, прижимает к себе так, что я чувствую его сердцебиение. Быстрое, тревожное.
Я дышу, стараясь унять волнение, и с каждым глотком воздуха утопаю в этом аромате. Если не смотреть, если вот так и замереть с закрытыми глазами, то можно поверить, что я в Раю. Потому что весь Ад остался для них, для зрячих.
— Видишь, Римма, — шепчет Никита мне на ухо, — в любом месте, в любое время, даже самое темное, можно найти свое чудо.
— Спасибо, — голос дрожит, а на ресницах чувствуется влага.
— Скажи, чего ты хочешь?
Открываю глаза и смотрю вверх, в спокойное, сосредоточенное лицо Никиты. Кажется, он сделает все и даже невозможное, стоит только попросить. Но мне нужно совсем немного. Одна крохотная услуга…
Глава 14
В клубе шумно и тесно, помещение под завязку набито людьми разных возрастов. Здесь много студентов, полно красивых девушек постарше, но даже с такого ракурса я замечаю несколько мужчин моего возраста. Вот хотя бы этот стройный брюнет за стойкой. Рассматривает всех сквозь линзы тонких очков и цедит из бокала пиво. Незнакомец замечает мой взгляд и кивает головой.
— Ты точно хочешь сюда, — недовольно кривится Никита. Сейчас он так похож на Настю, опекает меня и волнуется, будто это я, а не он ребенок.
— Я хочу танцевать, а ты сказал, что здесь хорошая музыка.
— Танцуй у нас на кухне, — бурчит за спиной Савранский, — я тебе и ди-джея и стробоскопы достану.
Он злится и, кажется, я понимаю, почему. Никита переживает, что мамина подружка опозорит его, или влипнет в историю, за которую ему потом будет стыдно. Он стоит на шаг позади и тяжело дышит мне в затылок, точно медведь.
Я уже хочу предложить Савранскому расслабиться, как вдруг нас окликают. Не меня, конечно, только Никиту. Красивая блондинка с разбега прыгает на Ника и, обхватив его за шею, виснет, поджав ноги.
— Никочка, ну что ты с нами делаешь?! Хоть бы позвонил!
Мысленно фыркаю. Никочка. Если девица хочет заполучить себе Савранского, то нужно осторожнее с прозвищами. Никочка это что-то женское и совсем не годится для такого маскулинного типажа, как у Савранского. Судя по кислому лицу Никиты, он со мной полностью согласен.
— Оль, ты видишь, я не один? — Мягко, но уверенно убирает ее руки и кивает в мою сторону. Оля следит за движением его головы и только тогда замечает меня. Глаза у девушки едут на лоб. — Это моя подруга, Римма.
Формально, подруга его мамы, но Никите наверняка неловко, от того, что я ему себя навязала. Глупый мальчик, не понимает, что я не всегда была такой, и в его возрасте носила кеды, а не шпильки, набедренные джинсы, а не платья по фигуре и отрывалась на танцполе, кроша пятки под отборный даб, а не сидела в филармонии. Мне нравятся обе эти Риммы, но сейчас я отчаянно скучаю по первой.