И отключает телефон. Я задираю лицо вверх, чтобы рассмотреть, что прячется там, на дне синих омутов его глаз. О чем он думает? Почему так долго молчит?
— Случилось плохое? — Наконец спрашиваю я.
— Скорее, закономерное, — Савранский чешет бороду. За эти пару дней у него отросла щетина, — отец едет сюда, чтобы со мной поговорить.
— Сюда? Почему сюда?
Никита медлит, и я понимаю, что то, что он скажет, мне не понравится.
— Видишь ли, — голос его звучит отстраненно, будто мы с ним вообще не знакомы. — Белый заказал о тебе статью. Ты и сама можешь увидеть, что там, мама сказала, твои фото во всех пабликах.
— Мои? — Ноги подкашиваются, и я как марионетка с перерезанными путами падаю на стул.
— Твои, мои, наши. Там все написано немного в другом свете, ну, оно и понятно, Белый писатель фантаст, ему не привыкать херню выдумывать. И… в общем, отец требует меня для серьезного разговора. И тебя заодно. — Он опускается на колени, и обхватывает мои дрожащие руки своими — горячими, твердыми. Окутанная его теплом, я постепенно успокаиваюсь. — Не думай пока об этом, я все решу, хорошо? Хочешь, я вызову тебе такси и поедешь позавтракаешь где-нибудь, пока мы разговариваем.
— Хочу остаться с тобой.
— Как Бони и Клайд? До последней пули? — Никита шутит, но мне больше не смешно. Мне страшно, и еще страшнее становится, когда я слышу стук в дверь.
Глава 31
Предложи мне кто рассчитаться деньгами, лишь бы не видеть Саврнаского старшего, я бы заплатила не торгуясь. Я бы даже не стала спрашивать сумму, а просто отдала все, что есть, только бы не смотреть в холодные как лед глаза Аркадия.
Точно, вот в кого у Никиты такой редкий цвет глаз. Только у Кеши эта синь какая-то мертвая, злая. И сам он тоже злой.
Стоит и смотрит на меня, будто я ему всю жизнь поломала. В этот момент мне еще кажется, что у нас может выйти взрослый разговор, нужно только набраться смелости, чтобы начать его первой.
— Добрый день… — и зависаю. Как правильно назвать бывшего мужа Насти? По имени отчеству? Как-никак отец моего молодого человека? Или по-родственному, папой? Или как раньше, Кешкой? Я подхватила это дурное слово вслед за Настей, хотя сотню раз говорила подруге, что Кеша и Аркадий это разные имена.
Вся эта ерунда вытеснила из головы другое. Например, голоса в коридоре. И только когда Кеша переходит на крик, до меня доходит смысл его слов:
— Ты собираешь свои вещи, и мы уезжаем!
— Куда, отец? На Землю Обетованную?! Почему у нас в семье принято куда уходить и где-то блуждать, это генетическая память?
— Твои шутки сейчас неуместны, — уже не стесняясь, орет Савранский. Выглядит он при этом ужасно — взъерошенный, страшный, с глубокими морщинами у рта и тенями вокруг глаз. Неужели та статья настолько огорчила Настиного мужа? Я понимала, что если все всплывет, в семье Савранских будет взрыв, но ждала его немного с другой стороны. У Насти для истерики были все причины, а тут откуда? — Отец в ярости, ты понимаешь, что тебя больше не возьмут в администрацию? Кому все это, месяцы подготовки, столько бабок вложили, лишь бы ты попал куда надо!
А вот это что-то новенькое. Не слышала, чтобы Настя или Никита рассказывали об этом. Неужели дедушка из министерства подсуетил, и нашел внуку какое-никакое кресло поближе к сытой кормушке? Что ж, тогда реакция Аркаши понятна. Непонятно, почему Никита молчал.
И словно почувствовав мои мысли, Ник осторожно берет меня за руку, чуть сжимая костяшки моих пальцев своими.
— Отец, — его голос твердый как гранит. Становится понятно, что Никиту сейчас не переспорить. — Мне срать на ваши амбиции и планы! Ты что, правда думал, что я надену костюм и пойду плясать под деда волынку?
— Почему нет?
— Может потому что я не ты?
И без того некрасивое лицо Аркаши искажается еще больше. Сейчас он похож на гоблина. Высокого, уродливого монстра с зеленой кожей и гигантским крючковатым носом.
— Это она тебя подговорила? Милфа твоя престарелая? Никит, ты, правда, думаешь, что это надолго?
— Это тебя не касается, — рычит Никита и еще сильнее сжимает мою руку.
— Поиграется и бросит, — блестит стеклами очков Кеша, — Римма, если бы я знал, что тебе ноги не перед кем раздвинуть, то предложил бы свою кандидатуру.
В следующую секунду, я буквально висну на руках Никиты. Жмурюсь от страха, и обнимаю его так крепко, как только могу. Моих сил не хватит, чтобы остановить эту гору мышц, но надеюсь выиграть пару секунд, чтобы дать обоим Савранским остыть.