И мне невероятно стыдно от того, что все это не помогло.
Почему-то слова перестали складываться в предложения, а голоса в голове затихли, будто в этом импровизированном театре объявили антракт. По работе с Белым я знала, что так бывает. В таких случаях я вытаскивала его из «неписуна» проверенной, но грязной схемой. Садилась за его стол, включала его ноутбук и демонстративно набирала текст в следующую главу. Филипп бесился, когда видел меня на своем месте. И через пару дней обид и тяжких вздохов, сгонял меня с кресла, перечитывал все написанное, черкал, правил, подстраивая сюжет под свой стиль и шел дальше, снимая по ходу повествования, развешенные мною же крючки. Часто мои главы шли в печать как есть, без изменений, но это не вызывало во мне ревности. Если от этого книга Белого станет лучше — пускай! Потому что его значит наше, верно же? Верно? Самой смешно от того, какая я была дура.
Интересно, как Фил справляется с кризисом сейчас? Аня жаловалась, что не может подстроиться под его стиль работы, и эта новость заставляет меня улыбаться чуть шире. Приятно, что не на одну меня с осуждением смотрит белый вордовский лист.
И смотрит.
И смотрит.
И смотрит.
— Римма, тебе звонят!
Никита приносит из кухни мой телефон. Я запретила себе вставать с места, пока не напишу хотя бы тысячу знаков, но с радостью подскакиваю, чтобы ответить на звонок.
— Ты совсем пропала, — мягко упрекает меня Вика. — И даже не ответила на приглашение.
— Какое приглашение, — не понимаю я.
Смотрю на Никиту, но тот качает головой, он тоже ни о чем таком не слышал.
— Римма, ну приглашение на завтрак, как в старые добрые времена?
Ага, и отправила его мне Вика, как в старые добрые времена, на электронную почту. Не знаю, откуда у подруги такая привычка, но все важные вещи она отправляла нам на мэйл, которым я, да и Настя, почти перестали пользоваться.
Настя. Если меня позвали на завтрак, значит и ее тоже.
— Вика, — осторожно тяну я, — ты ведь знаешь, что мы с Настей…
— В общих чертах, — хмыкает подруга. — Но надеюсь, вы сможете вести себя прилично и не кинетесь руг на друга с ножами? Девочки, я так редко могу выбраться из дома, я уже забыла, как вы выглядите, так что, пожалуйста, постарайтесь ради меня.
— Тогда лучше убрать все колюще режущие подальше от нашего столика, — грустно улыбаюсь я, и добавляю: — Вик, а ты знаешь, почему мы с Настей поругались?
Подруга молчит. Тишина тянется так долго, что я отвожу от лица телефон, чтобы посмотреть, не сорвался ли звонок. Все в порядке, секунды идут как и положено, но из динамика по-прежнему не звука.
— Вик, — тяну я.
— Да тут я тут. Думаю просто. — И сквозь вздох, шепчет. — Римма, вы все взрослые люди, и уж как-нибудь разберетесь без моего на то одобрения. Где поругались, там и помиритесь, и я надеюсь, что случится это уже завтра. Добро?
— Добро.
Весь вечер кручусь по квартире, всю ночь тоже самое, только уже по кровати. В конце концов, Никита с тяжелым вздохом прижимает меня к себе и бурчит на ухо:
— Такая подвижность первый признак глистов. У тебя там ничего не чешется?
— Мне просто страшно, Никит.
Снова вздыхает.
— Не бойся маленькая, хочешь, я пойду вместе с тобой?
Поднимаюсь на локте и смотрю прямо на Савранского. Он сейчас серьезно?
— Я не шучу, — повторяет Никита.
— Да я уж вижу. Вот только идти со мной не нужно, мне, правда, сейчас не нужна защита. Мы с твоей мамой должны сами, понимаешь? Я ее сильно обидела и извиниться должна тоже я.
— Защита ей не нужна, — недовольно ворчит Савранский, — спи тогда.
И подмяв меня под себя, Никита снова засыпает. А вслед за ним и я.
Утром я выгляжу почти нормально и выезжаю из дома за полтора часа до назначенной встречи. Мне нужно чуть больше времени, чем подругам, чтобы настроиться на разговор. Иду в кафе как на эшафот. От страха внутри все сжимается и дрожит.
И хоть понимаю, что во всем виновата только я, все равно боюсь. И кишки скручивает еще сильнее, когда за нашим столиком я вижу Настю. Кажется, я не одна решила приехать пораньше.
— Ну привет, подруга, — она кивает на стул перед собой и я покорно опускаюсь вниз.