Я молча смотрю за тем, как Настя ковыряет ложкой десерт. Когда-то аппетитный торт сейчас похож на бесформенную кучу. И от этого вида щемит сердце. Представляю, как подруга нервничала, как приехала загодя, чтобы настроиться на встречу со мной, как пыталась разгладить пальцами мятый свитер, как заказывала шоколадный Медовик, хотя сама ненавидит шоколад. Но она так волнуется, что тупо ткнула в меню, не глядя на картинку. И сейчас, высматривая в окне меня или Вику, пытается унять дрожащие руки. И давит, давит, давит безвинно убиенный торт.
— Насть, — только и могу сказать я, — прости, пожалуйста.
— Ой, все, давай хотя бы сегодня без извинений, тем более что грош им цена. Сидела там в своей квартире и отмалчивалась, вместо того, чтобы взять и позвонить.
— Ты занесла меня в черный список, — напоминаю и так очевидное.
Настя на секунду морщится, будто и впрямь могла забыть такую мелочь, но быстро возвращает лицу прежнее выражение.
— Могла бы позвонить с телефона Никиты. Кстати, дай ему по шее за то, что игнорирует мать! Пишет мне, только когда самому что-то надо, засранец!
— Я скажу.
— Скажет она, — передразнивает подруга и с громким звоном ставит тарелку напротив меня, — на, лучше поешь, а то бледная как спирохета!
Я опускаю лицо вниз, так, чтобы волосы скрыли улыбку. И счастливо тяну губы — от уха до уха. Боже, спасибо тебе за Настю! Ворчливую, сумасбродную, резкую, но такую любимую Настю! Пока она костерит московские пробки и питерскую погоду, ковыряю вилкой то, что когда-то можно была назвать десертом. Вместо него на меня смотрит раскисший в креме бисквит и раздавленная в кашу малина.
Так же неожиданно как минуту назад, она отодвигает тарелку обратно к себе. Та звонко царапает стол, отчего сосед по столику поворачивает голову и смотрит прямо на нас.
— Насть, тут люди.
— Ой, не в библиотеке сидим, потерпят люди! — Отмахивается подруга, даже не глядя на незнакомца. Все ее внимание обращено ко мне. — Ты лучше расскажи, что у тебя с моим сыном?
Что сказать? Ни в каком страшном сне я не могла бы смоделировать такой диалог между мной и Настей. Ни в каком кошмаре не могла представить, что она будет сидеть напротив и смотреть так — испытующе и строго.
Но она сидит. И смотрит.
Господи, ну не рассказывать же, какой ее сын внимательный и нежный? Как он заботится обо мне, как помогает, как сразу взялся за быт, и делит со мной все пополам. Как накрывает завтраки на стол. Как оставляет по дому милые забавные записки. Как звонит в любую свободную минуту и срывается домой сразу после работы. Как баюкает на руках, когда я не могу заснуть. Сажает к себе на колени и качает, будто маленькую. Как заставил разбитую женщину поверить, что любовь не просто слово, не просто красивый, но пустой образ, а что-то реальное, то, что может случиться со мной. И я так счастлива с ним, что уже умираю от мысли, что все когда-нибудь закончится. О, может мне стоит сказать ей это? Может, Настю успокоит то, что скоро Никита обязательно перерастет свое чувство, а я не буду держать его рядом, а с благодарностью отпущу?
Наверное, у меня не будет возможности объясниться дважды, а потому я говорю осторожно, тщательно выверяя каждое слово:
— Настя, я хочу, чтобы ты понимала, Никита со мной не навсегда, это все временная история. Я ни за что его не обижу, не потому что это твой сын, когда мы вместе я даже не вспоминаю об этом. Просто Никита изумительный мужчина… нет, не так. Никита лучший мужчина. И я понимаю, что скоро он потеряет ко мне интерес и найдет себе нормальную девушку. Молчать о наших отношениях было подло, но по-хорошему, ты и не должна была не о чем узнать. Это только наша история, глупая, яркая и скоротечная.
Ну вот, казалось, что мое объяснение успокоит Настю. Что переживать о любви, которая длится чуть дольше насморка и оставляет после себя такие же последствия. То есть никаких.
Но я получаю другой результат. Настя отворачивается, но даже так успеваю заметить, что она хмурится.
— Скоротечная, значит. — Шепчет она, глядя в окно. — Временная и как там… а, неважно. Римм, знаешь, как я узнала, что Никита в тебя влюблен?
— Из-за статьи…
— Херня, — перебивает меня Савранская. — Статья это просто… очередная подлость Белого. Ничего кроме матушкиного псевдоинфаркта и истерики свекра она нам не принесла. Потому что я и так обо всем знала. Трудно игнорировать такую новость, когда тебе о ней сообщает классный руководитель собственного сыночка. Этот дурак в восьмом классе написал сочинение о своей большой и светлой любви к маминой подруге и зачитал его перед всеми в классе.