Сама того не понимая, Аня нащупала слабое место Филиппа и точно била в цель и сейчас крушила его образ благородного рыцаря под одобрение толпы.
— Охрана, нам нужна охрана, девушка явно не в себе, — от злости Филипп не контролирует собственный голос и тот трусливо пищит.
— О нет, ma Cherie, — передразнивает его Кузнецова, — я то, наконец, в порядке, и теперь открою глаза остальным…
Дальнейшие ее слова тонут в испуганном крике женщины, что стояла рядом с Нюрой. Та отпрыгивает в сторону и с ужасом смотрит себе под ноги, затем на раскрасневшуюся соседку, и снова под ноги, будто там ползает огромная мерзкая змея.
Я могла бы долго соображать, что здесь произошло, но Настя все поняла сразу. Схватила меня за руку и, перепрыгнув через два пролета, слетела вниз, туда, где стояла Аня.
Она еще пытается что-то кричать, но ее уже не слушают. Все гомонят, пересказывая друг другу новость — у кого-то в зале отошли воды.
Черт.
Вот же черт, понятно у кого! Не понятно, почему виновница всей этой истории так спокойна. Меня вот уже колотит, и я с трудом соображаю что делать.
— Римма, вызови скорую, — из состояния паники меня вырывает холодный, строгий голос. Сейчас рядом со мной не подруга, а врач и эта резкая перемена в Насте отрезвляет. — Когда сделаешь, прогони еб*чих блогеров, иначе, клянусь, я кому-нибудь засуну камеру в то место, которым сейчас Анна изволит рожать.
— Поняла, — киваю я, и параллельно, набирая телефон скорой, сбегаю на сцену. Там в окружении незнакомых людей что-то обсуждают Филипп и его литературный менеджер
— Антон, нужно, чтобы вы увели отсюда людей, — обращаюсь сразу к последнему. Судя по шальному взгляду Белого, с ним не получится вести диалог.
— Римма, сколько лет, сколько зим, — расплывается в улыбке Фомичев. — Ты очень хорошо выглядишь, похудела?
— Выгони всех отсюда, я не хочу, чтобы какие-то фотографии Анны попали в прессу, — во-второй раз повторяю я. Опускаю лицо вниз и натыкаюсь на белесые, нечитаемые глаза Белого. Тот пребывает в шоке. В то время как его агент во всем ищет выгоду и, кажется, получает удовольствия от грядущего скандала. Я же говорила, всем нужно просто шоу, а какой ценой — не важно.
— Зачем же, Риммочка? Мы сделаем из этого сенсацию! На презентации книги великого Ф. Л. Белого родился первый фанат саги. Бесплатная подписка на все томы и фото с кумиром гарантированы.
Он издевается. Или нет. Подлости в Антоне столько, что он реально может состряпать такую статью. А мне этого совсем не хочется.
— Если сделаешь так, то следующий материал, который выйдет о Белом, будет посвящен нашему разводу, со всей грязью, которую я смогу вытряхнуть, включая интимную переписку моего мужа и его молодой любовницы. Кстати, Антошка, там еще нужно выяснить, была ли Анна совершеннолетней, когда начался их роман?
Я блефовала. Но делала это так уверенно, что даже Филипп засомневался.
— Римма, ты не посмеешь, — прошелестел он, не раскрывая рта.
— О, милый, хочешь, проверим?
Антон оценивает меня вдумчивым взглядом, в котором впервые за все годы нашего знакомства читается не интерес к женщине, а уважение к человеку, способному дать ему отпор. Затем он так же смотрит на Белого. На этот раз со смесью брезгливости и сожаления. И, прикинув что-то в уме, нехотя бросает:
— Жаль, вышел бы хороший материал. Света, Рита, увозите нашего гения, и разгоните толпу. И сделайте мне, наконец, кофе!
Я облегченно выдыхаю. Кажется, только что я одержала крохотную, почти незначительную победу. Но ее сладость окрыляет меня на дальнейшую борьбу, так что обратно я возвращаюсь почти счастливая. Скорая приедет минут через двадцать, а люди, которые еще недавно окружали Настю и Аню, нехотя расходятся по сторонам. И только я думаю, что все закончится хорошо, как мои мысли снова обрывает Савранская.
Не та, которая подруга, а врач.
— Римма, я не дождусь бригаду, соберись, пожалуйста, и помоги мне.
И только тогда я замечаю, как дрожат Настины руки. Красными от напряжения пальцами она стягивает с себя свитер и подгладывает его под Анины бедра — мокрые и грязные, в какой-то розово серой жидкости. За время, пока меня не было, Савранская успела раздеть ее и теперь Нюра лежала на деревянной ступеньке в хлопковых трусиках и дурацком розовом свитере. А зубы ее звонко клацали друг об дружку.