-Мила, ты снова не ела?- как-то заискивающе спросил Влад, входя с пакетами в руках. Дверь даже не закрыл- в последнее время он этим не утруждал себя, поверив в то, что моя воля сломлена. И почти не ошибся. Стараясь сдержать боль, я прошла мимо, равнодушно скользнув по нему взглядом. Влад был не в лучшем своем виде- растрёпанный, в мятой одежде. Даже до кровати, на которую я присела, доносился застоялый Шлей алкоголя. Точно муж, к сожалению, даже не бывший, несколько дней не просыхает.
-Мила, так нельзя.- поставив пакеты на пол, подошёл ко мне Влад. Но сел...на пол, у моих ног. Обняв их руками, поднял глаза, услышав, как я зашипела от боли - Где болит, Мил? - встревоженно стал лёгкими движениями ощупывать от коленей вниз. Точно и не знал, не помнил, как избивал меня, как толкал на пол, как... Задержав дыхание, я замерла - нужно успокоиться. Не показывать эмоций.
Влад, не найдя причины моей боли, встал на колени, заглядывая мне в глаза:
-Мила, девочка моя.- невероятно нежным голосом начал он- Пожалуйста, выслушай меня. Я...не могу так больше. Знаю, я- урод, и ты вряд ли когда-нибудь сможешь ...- он нервно сглотнул, опустив ладони мне на бедра - Простить меня. Но я буду стараться заслужить твое прощение. Клянусь, Мил. Я буду нежным с тобой, очень нежным. Ты никогда не узнаешь о моих... - он хотя бы для приличия на секунду замялся- Встречах с другими. Они- так, шлюхи, чтобы стресс снять, а ты...Знаешь, я всегда чувствовал, что ты, твой отец выше меня, что я даже на каплю не равен вам. Что должен каждый день заново заслуживать шанс быть рядом - выдавал он всё новые и новые порции безумия. А мне стало ясно, что не последнюю роль в дестабилизации его психики сыграл мой отец. И, увы, с благими намерениями- сперва поговорив с будущим зятем о том, что решил снизойти до решения доверить ему свою дочь. И что хоть он не такого зятя желал бы, но раз я люблю Влада, он примет его в семью. Думаю, папа не преминул ещё раз указать Владу на разницу в нашем положении (этого я никогда не понимала - мы ведь в двадцать первом веке живём, а не в в восемнадцатом) , и о том, с какими людьми он мог породниться благодаря моему браку. Ну а дальше- завещание, составленное действительно, снова так, чтобы выставить Влада зависимым и слабым. Вновь дать ему понять, что он здесь из величайшей милости. И этого я тоже не могла одобрить - разве правда всегда на стороне того, у кого деньги?! Разве тот, кто вступает в отношения с меньшим количеством денег или же вовсе без них, всегда плохой и корыстный? Или же наоборот - деньги гарантируют порядочность и отсутствие плохих намерений? Но у отца, к сожалению, была своя философия, из-за которой мы часто ссорились. Впрочем, быстро мирились, да и ссоры больше походили на философские споры, где каждая сторона старалась аргументировать свою позицию, а не задеть оппонента.
Да, я всё это знала, понимала, где-то даже сочувствовала Владу. Но ни простить, ни заново принять уже не могла. Словно в каком-то фантастическом фильме я случайно увидела, какое мерзкое чудовище сидит внутри красивой оболочки, теле моего мужа. Да и как простить подобное, как верить дальше?
-Мила, если ты ...ну, из-за других женщин.- неверно истолковал он моё молчание- Я просто не могу с тобой....так....как с ними. Я причиняю тебе боль- а больно самому.- он уткнулся лицом в мои колени, плечи Влада стали сотрясаться в беззвучном пьяном плаче. Крокодильи слёзы!
Прежняя Мила уже упала бы на пол рядом, обнимая мужа. Захлебываясь слезами, твердила бы, что любит, что они справятся, переживут. Та Мила, которой мне так и не удалось стать- уважающая себя, уверенная, умная. О, она бы сейчас, сладко улыбнувшись, соглашалась с каждым его словом, ласкала бы взглядом и не только. Делала всё, чтобы понравиться, втереться в доверие, добиться того, чтобы Влад, опьянённые не алкоголем, а её неожиданной покорностью его воле, вынес бы жену на руках из этого мерзкого места. Всё, ради того, чтобы спастись, сбежать.
Увы, но я была лишь Милой настоящей. Трусливой, раздавленной насилием, предательством самых близких людей. Это невероятная боль- осознавать, что мужу ты нужна лишь ради денег. А крёстный, что был тебе точно родной отец, видел в тебе отнюдь не дочь.