– Ваше Высочество и Ваша Светлость, – произнес юноша, опускаясь в глубоком поклоне, как того требовал этикет, а затем шагнул вперед и протянул конверт.
Его руки слегка дрожали, хотя он старался скрыть волнение. Я молча взял конверт, почувствовав шероховатую поверхность гербовой печати. Синевато-белая печать с вкраплениями золота, на которой был оттеснен родовой герб дома Сандоров.
Сгорая от нетерпения и любопытства, что взыграли в моей груди, я подхватил нож для писем и сделал аккуратный надрез.
Письмо было от Эвелин.
Молочного цвета бумага была исписана размашистым, немного неровным почерком. Однако в некоторых местах рука дрогнула, оставив кривые линии, заметно выделяющиеся на фоне тщательно выведенных букв. Несмотря на это, почерк имел свою неповторимую красоту – легкость, в которой угадывался её характер.
Стоило мне прочесть первый строки, что в жилах заледенела кровь. Письмо было сухим, официальным и от него веяло ледяной решимостью.
«Его Высочеству, кронпринцу – наследнику рода Шаллю, Шейну Киригану Шаллю.
Ваше Высочество,
С величайшим уважением к Вашему положению и наследию я вынуждена обратиться к Вам с просьбой, которая, возможно, покажется дерзкой и неуместной. Однако обстоятельства требуют откровенности, и я надеюсь, что Вы воспримете мои слова без излишних эмоций и предвзятости.»
Каждое последующее слово словно обжигало. В этих строках сквозило что-то личное, тревожное и пренебрежительное. Я глубже вдохнул, сжимая листы чуть сильнее, чем нужно, и продолжил читать.
«Я прошу Вас разорвать нашу помолвку.»
Эти слова зависли над моей головой, проникли в саму душу словно приговор, что вот-вот будет озвучен судьей.
С каждым прочитанным словом, ледяная ярость поднималась из глубин души, оттесняя в сторону разум и здравомыслие. Сердце, ещё мгновение назад твердившее, что Эвелин крепко держит его за руку и никогда не отпустит, – теперь отказывалось это принять.
Однако где-то в голове набатом отдавала другая мысль: ядовитая и болезненная истина.
«Что я смог дать ей за это время? Что я сделал, чтобы заслужить ее, кроме принудительного обмена клятвами – прикрываясь за маской благородства? Разве я интересовался жизнью своей невесты: писал письма, ухаживал и навещал ли ее? – раз за разом спрашивал себя я, сжимая бумагу так, что она жалобно зашуршала, угрожая порваться. В голове было пустота – ни единого ответа на вопросы. – Ничего. Я сделал ничего, кроме…»
– Шейн, что стряслось? – раздался совсем рядом голос Эреба, который смотрел на меня с настороженностью. Ледяная ярость поднималась внутри, медленно, но неумолимо. Я был зол на самого себя за то, что упустил многое.
– Эвелин просит аннулировать помолвку, – еле выдавил я, чувствуя тугой комок в горле и протягивая ему письмо. – Видимо я оказался непробиваемым идиотом раз решил, что быть действовать со стороны – лучшее из всех решений.
– Может быть Эвелин права? – осторожно заметил друг, пробежавшись глазами по строкам. – Может, это не она, Шейн. Может ты ошибся?
– Если я ошибся тогда что мне остается? – произнес я, подняв взгляд на Эреба. – Я не могу отпустить ее!
– Как твой друг и верный соратник, я дам тебе совет: если ты правда всё ещё хочешь бороться за неё, то сделай это как Шейн, а не как кронпринц.
Его слова задели меня сильнее, чем я хотел признать. Однако Эреб был прав – и это, пожалуй, раздражало больше всего.
– В таком случае, я хочу навестить Эвелин, – пробормотал я, а эти злополучные строки с глухой просьбой – проплывали перед глазами снова и снова. – Я должен попытаться показать и дать знать, что она важна для меня.
– Как бы мне не хотелось тебя отговорить, но куда ты – туда и я, – тяжело вздохнув, Эреб встал с насиженного места и одернул форменный сюртук. – По этой причине, я еду с тобой.
– В таком случае, нам стоит подготовиться перед тем, как покинуть дворец не привлекая внимания, – сложив руки на груди и задумчиво посмотрев на Эреба, параллельно перебирая варианты.
– Предлагаю обратиться к Арденту, – предложил Саран, чем вызвал у него тяжелый вздох, а меня заставил удивленно посмотреть на друга. По скривившемуся лицу, Эреба можно было прочесть с каким трудом ему пришлось озвучить это решение.