Тяжело вздохнув, я отставила книгу на столик и покинула библиотеку. Мне нужно немного развеяться и изучить комнату Эвелин. Может я найду что-ниюудь из ее личных вещей, в виде записки, дневника, или чего-то еще.
В прошедшие дни, я не обращала внимания на убранство своих покоев. Только сейчас, я поняла насколько огромна моя комната. Более того, после уборки в воздухе витал запах свежести и сладкий цветочный аромат, доносившийся с улицы, а в комнате словно стало светлее.
Всего в здесь было два огромных окна. Огромная резная кровать с балдахином стояла у дальней стены и освещалась солнечными лучами. У противоположной к двери стенке, был установлен туалетный столик, а чуть дальше были две двери, ведущие в ванную и гардеробную. Небольшой пушистый ковер, приглушил стук моих туфель, стоило мне встать посреди комнаты.
Я вспомнила одну довольно важную деталь: Эвелин любила тайные отсеки.
Например, в родовом замке Сандоров, когда она была ребенком, девушка отыскала тайный проход. Это была ниша, открываемая рычагом, замаскированным под книгу, за которую нужно дернуть. Таким образом, она изредка могла сбегать, или же через отверстья в стене подслушивать разговоры.
В этом поместье может быть что-то подобное. Только ниша может быть заменена полостью в паркете, или стене. Однако здесь не было ни единой картины.
Тяжело вздохнув, я сняла туфли и приподняв подол начала проходиться по периметру комнаты. Я не надеялась на чудо, ведь каких-либо доказательств в пользу данной теории у меня не было.
Однако не теряя веры, спустя час, я смогла его найти. В самом дальнем углу комнаты была расшатана половица, которую я аккуратно вынув, открыла для себя небольшую шкатулку. В ней лежала небольшая тетрадь, в кожаной обложке и какой-то бархатный мешочек.
Отставив тетрадь, я первым делом взялась за содержимое мешка. В нем лежала брошь с гербом дома Сандор. Она была инкрустирована маленькими камешками, которые красиво переливались на свету. Поднеся его близко к лицу, на задней стороне, я смогла рассмотреть небольшую гравировку: «576.06.25»
– Это ведь… – я держала в руках брошь, которую надевали на каждого ребенка из аристократического дома. Это было своего рода приветствие, которым одаривали родители свое чадо, ведь брошь создавалась из симбиоза их магии. То, что я приняла за драгоценные камни – это маленькие сгустки энергии Света.
«Значит, Эвелин хранит ее с самого детства, – тоска вновь заполнила мое сердце.»
В книге говорилось, что она разбила ее в подростковом возрасте. Эвелин ненавидела брошь за то, что та напоминала ей о любви, которую она не заслуживает, о том, что ее жизнь стала для нее клеткой, о ненавистной судьбе и жестокости внешнего мира. По этой причине, она избавилась о того, что вызывало в ней привязанность.
Погладив отдающие теплом камни, я убрала брошь на место. Не думаю, что я имею право носить ее, не то, что притрагиваться.
Вернувшись к тетради, я открыла ее и обомлела. Она была вдоль и поперек заполненная картинами: портреты, пейзажи, мелкие детали, зарисованные простым угольком и чернилами.
Начав листать его, я натыкалась на знакомые лица, что описывались в романе, а также родовое гнездо Сандоров. Однако больше всего меня удивил портрет неизвестного юноши, что скрывался на самых последних страницах. Было видно, что его рисовали наспех, но от этого незнакомец не выглядел хуже.
Он был словно демон, переигравший саму смерть и вернувшийся к живым с определенной целью. Длинные черные волосы, красные колючие глаза и точенное аристократичное лицо, которое с одной стороны украшал шрам. Подписан он был под именем «Кассиан».
Перевернув еще одну страницу, я наткнулась на сложенный в четверо лист. Он был исписан тонким женским подчерком.
«596.04.25
Тяжело в это поверить, но я снова здесь.
Третий раз по кругу.
Сколько можно проживать один и тот же кошмар? Что я делаю не так?
Мое присутствие само по себе – проклятие. Это одиночество прожигает меня насквозь!
Пусть боль достанется мне, пусть смерть придёт только за мной.
Пусть я буду одна. Пусть мне будет невыносимо. Пусть никто не знает.
С каждым кругом временная петля сжимается всё сильнее, и мне всё сложнее бороться с этим одиночеством.