— Ты эфир весь запорола! Приди в себя! — орет мне в лицо. — Не стой как истукан. Ты профессионал или кто? Исправляй ситуацию немедленно.
Он прав, я должна все исправить. Быстрым шагом направляюсь к выходу из студии.
— Агата, если ты уйдешь, я служебку накатаю генеральному, — в спину мне летят угрозы режиссера.
Ничего не ответив, перехожу на бег. Мне необходимо все исправить. Мысль, что уже поздно, гоню прочь.
— Да чтоб тебя, — поскальзываюсь, на ходу снимаю туфли, швыряю их в разные стороны и босиком бегу на парковку. Ступни простреливает колючей болью, когда на асфальте попадаются камушки.
Завожу мотор, руки дрожат. Вся дрожу. А куда ехать — не знаю. На секунду замираю, делаю вдох, медленно выдыхаю. Мне необходимо что-то делать. Адреналина во мне немерено. Еле сижу на месте, хочется сорваться и бежать. Вот только куда?!
— Все это чушь, — проговариваю вслух, очень медленно. Чтобы сомнений в противоположном не было. — Они ошиблись. Шибанутый жив. Иначе быть не может. Мне столько всего необходимо ему рассказать! Я же не сказала, что люблю его и что он мне до безумия нужен…
Я растираю слезы вместе с тушью. Надеваю солнцезащитные очки. Лешкины. Набираю номер, пальцы дрожат и не попадают по нужным кнопкам. Телефоны Ермаковых ожидаемо не отвечают.
Надо ехать в больницу. В какую? Голова совершенно не соображает. В лучшую, конечно же, где еще могут лечиться братья?! Я все еще надеюсь, что Алеша не умер, а ранен.
Выруливаю на дорогу и гоню, насколько это позволяет плотный поток. В руках тремор, горло сдавливает невидимая удавка. Стараюсь следить за дорогой, но мысли далеко отсюда.
По большому скоплению людей с камерами возле ворот больницы понимаю, что не ошиблась. Внаглую проезжаю к воротам и сигналю.
— Чего надо? — огрызается недовольный охранник.
— Пресса, — показываю ему удостоверение журналиста.
— И? Посмотри, сколько таких, как ты, — кивает он на толпу. — Пускать никого не велено.
— Сколько? — пускаю в ход безотказный козырь.
— Нисколько. Если пропущу, меня уволят, — разворачивается и уходит.
С трудом выискиваю парковочное место и пешком обхожу больницу вдоль забора. Ступни горят, может, есть раны, но сейчас я не обращаю внимания на такие мелочи. Решетки высокие, не перелезть, да и охрана вокруг больницы. Когда я замечаю у запасного выхода медсестер, что-то живо обсуждающих, подбегаю к ним.
— Эй, девчонки! — просунув свозь прутья руку, машу им, чтобы привлечь внимание.
Одна из девушек, заметив меня, неспешно подходит к забору.
— Что вы хотели? — спрашивает она.
— Помоги, пожалуйста. Мне надо пройти в больницу. Я отблагодарю.
— Не могу, приказ никого не пускать. Видела, какой дурдом у входа творится? Рисковать работой не стану.
— Подожди, — хватаю ее за рукав, когда медсестра порывается уйти. — Ты можешь узнать о состоянии пациента? — протягиваю ей несколько купюр.
Девушка, взяв деньги, идет в больницу. Минуты, пока ее нет, кажутся невыносимой вечностью. Сажусь на бордюр. Мой белый костюм, наверное, уже ничего не спасет. А мне его стилисту еще надо вернуть. Наверное, странно, что сейчас я думаю о таких глупостях, но фиксация на глупых мелочах помогает не сойти с ума.
Увидев, как медсестра выходит из больницы и направляется ко мне, вскакиваю и бросаюсь к забору. Едва не упав от головокружения, намертво хватаюсь за металлические прутья.
— Ну что? Говори же быстрее, — еще немного и я в обморок упаду, если сейчас же не узнаю, как мой Леша.
— У него только закончилась операция. Вроде ранение легкое.
— Значит, он живой?! — почти перехожу на крик.
— Ну как бы мертвых не оперируют, — язвительно заявив, разворачивается и уходит.
Прижавшись к холодному металлу лбом, молча глотаю слезы. Словно вынырнув из воды, смогла сделать первый вздох полной грудью.
Жив. Леша жив. Идиоты все напутали.
Через пару часов вижу, как в плотном окружении охраны из больницы выходит Михаил. Мне кажется, что рядом с ним идет Алексей. Или мое воспаленное воображение так хочет увидеть любимого мужчину, что в каждом видит его.