Но поскольку он не поднимает эту тему, я тоже не чувствую, что могу.
— В шкафу есть одежда, — говорит он мне. — И все, что тебе нужно, есть в ванной. Я буду ждать тебя снаружи.
Он уходит, уступая мне комнату. Я знаю, что он пытается предложить мне уединение, но на самом деле я бы хотела, чтобы он нашел предлог остаться.
Даже красота комнаты, в которой я нахожусь, кажется, немного поблекла в его отсутствие.
Я выбираю что-нибудь красивое и простое из гардероба и провожу расческой по волосам, прежде чем отправиться к нему.
Мое сердце колотится со скоростью миля в минуту.
Я снова чувствую себя той наивной восемнадцатилетней девчонкой.
И Боже, как же это приятно.
Глава 49
Киллиан
Она появляется из комнаты, как во сне.
Ее тело облачено в льдисто-голубое платье с пышными рукавами и подолом, заканчивающимся чуть выше колен. Она распустила волосы, но я подозреваю, что она расчесала их перед тем, как выйти сюда.
Я воспринимаю это как хороший знак. Знак того, что, возможно, небольшая часть ее хочет выглядеть для меня наилучшим образом.
На самом деле ей не нужно прилагать никаких усилий. Она могла бы быть одета в мешок для мусора, и я все равно думал бы о ней как о самой красивой женщине, которую когда-либо видел.
— Ты выглядишь необыкновенно, — говорю я, не подумав.
Я серьезно.
Она смущенно улыбается и избегает моего взгляда. — Спасибо, — бормочет она. Затем она моргает и трясет головой, как будто пытается прогнать плохую мысль. — Итак, с чего мы начнем экскурсию?
— Прямо отсюда. — Я провожу ее в первую комнату слева.
Это одна из самых больших гостиных, из окон которой открывается вид на северную сторону озера. Вдалеке небо пронзают горы, а густая пелена тумана окутывает заросли деревьев у края озера.
Мама потратила десять лет на ремонт этого замка. Она позаботилась о том, чтобы он был модернизирован и пригоден для жизни. Но она знала, как сохранить очарование Старого Света.
Я наблюдаю за лицом Сирши, когда она входит в комнату. Ее глаза расширяются от благоговения, когда она медленно делает пируэт на месте, не зная, на что даже посмотреть в первую очередь.
Я начинаю видеть замок ее глазами.
От девушки, которая появилась из ничего, все это должно казаться таким экстравагантным.
— Это много, я знаю, — говорю я, кладя руку ей на поясницу. Наверное, мне не следует, но желание прикоснуться к ней непреодолимо.
Я ищу любой повод, чтобы сделать это. Мне кажется, что этот тур — достаточная причина.
— Это потрясающе, — говорит она наконец. Ее взгляд падает на меня. — Ты часто бывал здесь в детстве?
— Время от времени мы проводили здесь несколько странных летних отпусков, — признаюсь я. — Но потом… мы перестали.
— Почему?
Я чувствую, как у меня щелкает челюсть.
Это скорее привычка, чем что-либо еще. И, к счастью, она этого не замечает, потому что ее внимание переключилось на массивные портреты, висящие над каменным камином.
— Это члены семьи? — спрашивает она.
— Да, — подтверждаю я. — Папа ненавидел портреты. Болезненные старые ублюдки, всегда говорил он. Но здесь хозяйничала мама. Он позволял ей поступать по-своему, когда дело касалось декора.
— Они все такие красивые, — замечает Сирша, проходя вдоль ряда и внимательно рассматривая каждого.
— Это твой отец? — спрашивает она, указывая на торжественное изображение Ронана.
Я киваю.
— И твоя мать. И Шон. И ты. И Киан. И...
Я надеюсь, что она не остановится на последнем портрете в очереди.
Но, конечно, она это делает.
Я не могу ее винить. У Аойфе такое лицо, которое привлекает внимание. Огромные влажные глаза, изящный носик, высокие скулы, небольшие ямочки на щеках и мягкая, загадочная улыбка, которая при этом умудряется выглядеть невинной.
— Она прекрасна, — бормочет Сирша, поворачиваясь, чтобы снова посмотреть на меня. — Кто она?
Я не отвечаю. Наверное, потому, что пытаюсь придумать, как рассказать историю, которую обещал никогда не рассказывать.
Я чувствую, что глаза Сирши останавливаются на мне, когда молчание затягивается слишком надолго. Вопрос в них очевиден.
Она знает, что я что-то скрываю от нее.
Она стоит прямо перед портретом Аойф, и я не могу удержаться, чтобы не сравнить их черты.
Красота Аойфе другая. Утонченная. Спокойная
Красота Сирши дерзкая и крикливая. Он засасывает воздух в комнате, так что вы не можете сосредоточиться ни на чем другом, как огонь, поглощающий все до последнего кусочка кислорода.
— Еще больше секретов, — предполагает Сирша.
— Мне очень жаль.
Она опускает взгляд, чтобы скрыть боль в глазах. Но мне не нужно это видеть, чтобы распознать. Я чувствую, как он стекает с ее пор.
Я действительно чувствую в ней все.
Она поглощает мое внимание целиком, сжигает его дотла, требует большего.
И я кормлю ее этим. Снова и снова я отдаю ей всего себя.
У меня никогда не было другого выбора.
— Все в порядке, Киллиан, — говорит она. — Ты не обязан мне ничего объяснять. Ты не обязан делиться со мной своими секретами. Давай, закончим экскурсию.
Она поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю ее за руку, и она мгновенно замирает.
— Я действительно хочу тебе кое-что сказать, — яростно шепчу я. — Просто некоторыми секретами трудно делиться.
Она хмурится, обдумывая это. Затем оглядывается через плечо на портрет Аойф.
— Она моя сестра, — объясняю я.
Взгляд Сирши возвращается к моему лицу. — Ты никогда не говорил, что у тебя есть сестра.
Я киваю. — Так и есть. Она умерла почти тридцать лет назад, когда я был маленьким мальчиком.
Брови Сирши удивленно приподнимаются. — Тридцать лет назад?
— Мама и папа были очень молоды, когда поженились, — Объясняю я, инстинктивно беря ее за руку. Наши пальцы переплетаются, когда я веду ее обратно к портрету. — Когда родилась Аойфе, Ма была еще подростком, ей едва исполнилось девятнадцать. Шон появился у них больше десяти лет спустя. Мы с ним были еще в подгузниках, когда Аойфе приближалась к совершеннолетию.
Пальцы Сирши крепче сжимают мои.
— У этой истории не будет счастливого конца, — предсказывает она. Это утверждение, а не вопрос.
— В большинстве случаев никто толком не знает, с чего начинается соперничество мафий, — Я продолжаю. — Обычно это связано с деньгами, деловыми спорами. Что-нибудь сухое и неважное.