Этот дом — шедевр архитектуры, на совершенствование которого папа потратил почти десятилетие, пока не остался доволен конечным результатом.
Конечно, никто не верит, что дом на самом деле достроен.
Отец не из тех мужчин, которые когда-либо бывают удовлетворены.
Но на нетренированный взгляд поместье, расположенное посреди участка земли площадью в один акр, выглядит чертовски безупречно.
Мы с Шоном поднимаемся по частной подъездной дорожке, ведущей к главному входу. Гранитный фасад дома прирос ко мне за последние пару лет. Чистый, внушительный.
Каким бы строгим оно ни было, есть что сказать в пользу смелого заявления.
Почти в тот момент, когда мы входим, из одного из боковых проходов появляется Куинн.
Он одет в свой обычный костюм дворецкого, отутюженный до совершенства, без единой складочки. Он служит семье уже почти два десятилетия. Существовал еще до моего рождения.
С таким же успехом этот человек мог бы быть долбаным роботом. И, кажется, он никогда не стареет.
Его лысая голова сияет, отражаясь в стекле люстры, которая висит над нами. У него светло-карие глаза, которые ничего не упускают.
Ма шутит по поводу того факта, что у отца, возможно, есть подчиненные, но Куинн — его настоящая правая рука.
Я склонен согласиться.
— Мастер Шон, ваш отец в своем кабинете, — говорит Куинн своим жутким монотонным голосом. — Он ждет тебя.
Шон поворачивает налево, к кабинету. Я следую за ним.
— Ваше присутствие не требуется, мастер Киллиан, — добавляет Куинн.
Я одариваю его своей лучшей улыбкой. — Ты пытаешься удержать меня рядом с собой? — Спрашиваю я. — Потому что я польщен, Куинн, на самом деле польщен. Но у меня есть дела, которыми нужно заняться.
— Полагаю, Дон хочет поговорить с мастером Шоном наедине.
Дон.
Когда я был маленьким, я притворялся, что я Дон, и однажды мужчины будут обращаться ко мне так же почтительно.
Я больше не хочу.
В основном потому, что я понял, что в их тоне нет почтения, когда они говорят о моем отце.
Это страх.
Я никогда не хотел, чтобы меня боялись.
С другой стороны, мой отец? Он никогда не хотел ничего другого.
— Ну же, не обижай мои чувства, — говорю я, проскальзывая мимо Куинна и ускоряя шаг, пока не оказываюсь прямо за спиной Шона.
— Ты не обязан этого делать, — Шон бормочет мне, когда мы подходим к двери Дона.
Я пожимаю плечами. — Телевизор в моей спальне сломался, — говорю я ему. — Мне нужно немного развлечься.
— Ты идиот. — Он не улыбается, чтобы смягчить комментарий, но я знаю, что он говорит это с любовью.
— Опять комплименты, — поддразниваю я. — Ты действительно знаешь, как заставить парня почувствовать себя особенным.
Шон толкает дверь. Мы проскальзываем в личный кабинет отца.
Он ничуть не менее впечатляющ, чем остальная часть дома. Если в этом доме и есть комната, которая излучает мощь и роскошь, то это она. Бьющееся сердце поместья О'Салливанов. И, действительно, всего клана О'Салливанов.
Все возвращается к этому.
Книжные полки, до краев заполненные томами в кожаных переплетах, змеятся по комнате и заканчиваются окнами во всю стену, выходящими на часть сада. Пышный ковер приглушает все шаги, а высокие потолки поглощают остальной шум.
Здесь жутко тихо. Жутко опасно.
Конечно, ничто не сравнится со смертоносной аурой человека, сидящего за массивным столом из тикового дерева.
Как только эта мысль мелькает у меня в голове, светло-голубые глаза моего отца останавливаются на мне.
— Киллиан, — говорит он бесцветным голосом. — Ты здесь по какой-то причине?
Я бросаю взгляд на полностью укомплектованный винный бар напротив окон во всю стену. — Э-э-э, я зашел выпить.
Отец прищуривает глаза.
— Или, может быть, какой-нибудь отеческий совет?
— Вот тебе немного, — сухо отвечает Па. — Не приходи, пока тебя не позовут.
Шон напрягается, но я заставляю себя сохранить улыбку на лице. — У нас для тебя есть отличная история, — говорю я, быстро поворачиваясь.
— Не надо, — шипит на меня Шон, но слишком поздно.
— История? —повторяет Отец. — Это правда?
— Прекрати болтать, — рычит на меня Шон, прежде чем подойти к столу Отца.
Однако он не садится. У меня такое чувство, что это потому, что он хочет сохранить преимущество в росте. Это то, что я бы сделал на его месте.
— Па, — заявляет он, поджав губы. — У меня нет денег.
Отец просто поднимает брови. Эффект нервирующий.
Хоть убей, я не знаю, как его люди это делают. Я бы описывался в штаны каждый гребаный день, когда мне приходилось встречаться с Ронаном О'Салливаном и отчитываться перед ним. Особенно, если новости были плохими, как сегодня вечером.
— Падрейг Коннелли — пьяница средних лет и бездельник, — говорит Отец ледяным, взвешенным тоном. — Объясни мне, почему ты не выполнил простое поручение по сбору денег.
— Это была моя вина, — говорю я, вмешиваясь, несмотря на предупреждение Шона.
— Киллиан!
Я игнорирую его.
— Мы пришли в дом и загнали ублюдка в угол. — Я протискиваюсь сквозь толпу, несмотря на взгляды, которые ловлю на себе от обоих мужчин. — Но потом появилась его дочь. У нее были голубые глаза и рыжие волосы и... Ну, на самом деле, цвет ее волос не имеет значения. В общем, я схватил ее и вывел на улицу...
— Кил!
— ... и я пытался удержать ее от того, чтобы она не убежала обратно в дом и не помешала выяснению отношений, — Я безрассудно продолжаю. — И я не видел, как они приближались. Этот ублюдок Броуди Мурта с двумя головорезами Кинахана. Я почти уверен, что они следили за нами. Ну, Мурта думал, что сможет схватить меня, чего, конечно, не смог. И…
— Хватит, — говорит Па.
Он даже не повышает голоса. Но я тут же замолкаю.
Еще один из его многочисленных талантов.
— Ты свободен, — рычит он.
Шон бросает на меня взгляд. — Иди, Киллиан, — говорит он низким голосом. — Я справлюсь с этим.
— Я должен объяснить…
— Нет, — говорит Шон, отворачиваясь от меня. — Я тот, кто должен объяснить. Это была моя задача. Ни в чем из этого не было твоей вины.
— Тебе не обязательно все время разыгрывать мученика.
— С таким братом, как ты, разве у меня есть выбор?
Он одаривает меня улыбкой — по крайней мере, призрачной, — и все, чего я хочу, это броситься к нему и принять на себя всю тяжесть папиной ярости.