Я закатываю глаза.
— Ты думаешь, что никогда не захочешь покидать меня.
Его тон все еще легкий, все еще слегка поддразнивающий, но я чувствую серьезный подтекст под ним.
Я приподнимаюсь и опираюсь на локоть. — Может, ты умеешь читать мысли, — поддразниваю я.
Его глаза впились в мое лицо. — Один из моих многочисленных талантов, — дразнит он в ответ.
Я делаю глубокий вдох. — Я чувствовала себя одинокой всю свою жизнь, Киллиан.
Я выворачиваюсь ради него наизнанку. Сожаление даже не приходит мне в голову, потому что что-то подсказывает мне, что я никогда не пожалею о том, что обнажила свою душу.
Не для него.
— Я никогда не думала, что мне будет на кого положиться, — продолжаю я. — Но эти последние пару часов с тобой… Это заставило меня подумать, что все могло быть по-другому.
— Это может быть по-другому.
— Сегодня вечером я ни на секунду не чувствовала себя одинокой.
— Это потому, что у тебя теперь есть я, — мягко говорит он. — Сейчас и всегда.
Он говорит это так небрежно, что я вынуждена задать вопрос, который меня сжигает. — Ты это серьезно?
Он поднимает брови.
Я улыбаюсь, зная, что он собирается сказать. — Верно, — вмешиваюсь я. — Ты не лжешь.
— Я не знаю, — он отвечает твердым покачиванием головой. — И я бы никогда не солгал об этом. О тебе.
— Все же это безумие, — Я вздыхаю. — Ты и я.
— Может быть, — говорит он, пожимая плечами. — Но от этого это не становится менее реальным.
Я качаю головой и прижимаюсь губами к его губам. Когда я отстраняюсь, я не отрываю от него глаз. — Ты действительно поэт.
— Еще один из моих многочисленных талантов.
Я хихикаю и на мгновение прижимаюсь лбом к его груди.
— Киллиан?
— Ммм?
— Мне нужно вернуться, — Говорю я, поднимая на него глаза. — Я нужна отцу. Но…
— Но?
— Но я также хочу свободы, — говорю я ему. — Однажды я хочу освободиться от своей испорченной жизни.
— Сирша, — бормочет Киллиан, — как ты думаешь, зачем еще я здесь?
Глава 11
Киллиан
Я веду себя спокойно. Потому что часть меня знает, что, если я выйду из себя, она тоже выйдет.
Но все это полное гребаное безумие.
Я провел с Сиршей Коннелли меньше суток. И я готов свернуть чертовы горы ради нее. Я готов убивать, если придется.
Я готов обрушить проклятые небеса, только чтобы солнце не взошло над нами.
Я вырисовываю круги на ее спине, пока она лежит у меня на груди, ее мягкое дыхание касается моей кожи.
— Я слышу, — внезапно говорит она, нарушая уютную тишину.
— Что слышишь?
Она улыбается, поднимая свое лицо, чтобы встретиться с моим. — Твои мысли, — объясняет она. — Они развивают скорость миллион миль в час.
Я смеюсь. — Ну, я мыслитель.
— Хочешь поделиться ими со мной?
— Обычно это я прошу тебя рассказать мне, о чем ты думаешь.
— Ситуация изменилась, приятель.
Я целую ее в макушку. — Я бы сказал тебе, но…
— Тебе пришлось бы убить меня?
— Хуже. Мне пришлось бы поцеловать тебя снова.
Она смеется, и я щипаю ее за задницу. Она извивается, но не отстраняется от меня. На самом деле, она придвигается немного ближе. Ее кокосовый аромат наполняет мои ноздри, и я вдыхаю его.
— Ты так чертовски вкусно пахнешь.
— Перестань пытаться сменить тему.
— Я и не собирался.
— Тогда почему ты пытаешься уклониться от ответа?
— Потому что я не хочу тебя пугать, — Я признаю.
Она приподнимается и ложится на грудь так, чтобы быть лицом ко мне. — Ничто из того, что ты говоришь, не может меня напугать.
Ее голос звучит уверенно.
Но то, что она верит в это сейчас, не означает, что она почувствует то же самое, когда я произнесу эти слова вслух.
— Ты уверена в этом?
— Да.
— На сто процентов?
— Киллиан.
Я смеюсь. Что, черт возьми, это за легкое взаимопонимание?
Такое ощущение, что на установление такой связи уходят годы. И все же мы с Сиршей наткнулись на нее в течение нескольких часов.
Такое дерьмо случается не каждый день.
— Хочешь знать, о чем я думаю? — Спрашиваю я. — Серьезно?
Она вздыхает. — Ты делаешь это для драматического эффекта? — она требует. — Потому что это будет разочарованием, когда...
— Я подумал, что это та ночь, о которой мы собираемся рассказать нашим детям, — Резко говорю я, обрывая ее.
Она резко останавливается, явно шокированная. Явно ошеломленная.
Я ожидаю почувствовать сожаление, но оно не приходит.
Я рад, что рассказал ей. Это подтверждает то, во что я всегда верил: ты никогда не пожалеешь о правде.
— Ты… ты серьезно? — тихо спрашивает она.
— Да.
Наши взгляды встречаются, и я знаю, что мы оба думаем об одном и том же.
— Безумие, — шепчем мы одновременно.
— Совершенно безумно, — добавляет она. — Но... это не кажется безумием.
— Ну, тогда, может быть, нам стоит перестать прислушиваться к правилам всех остальных. Давай сделаем свои собственные.
Она улыбается. В ее глазах, цвета морской волны, отражаются огни, висящие над нами. — Хорошо.
— Скажи мне, где ты хочешь быть через десять лет.
— Десять лет, — она медленно дышит, взвешивая это. — Кажется, что до этого еще целая жизнь. Но… Мне кажется, я это вижу.
— Что ты видишь?
Мы оба поднимаем лица к огням наверху. Навес, раскинувшийся над нами, представляет собой хаос волшебных огней и лиан.
Но за этим мы видим темное небо, покрытое наполовину расплывшимися облаками.
— Мы живем где-то за городом, — бормочет она, словно погрузившись в чудесный сон, который не хочет разрушать. — Где-нибудь с огромным задним двором и кучей зелени. Предпочтительно у озера, но я была бы так же счастлива выглянуть утром в окно и увидеть горы.
Я улыбаюсь, видя, как образ оживает от ее слов. — Что еще?
— У меня есть небольшой огород, где я выращиваю овощи. И у нас есть курятник.
— Курятник? — Спрашиваю я. — Я ненавижу птиц.
Она смеется над выражением моего лица. — Ты переживешь это, трус. У нас будут свежие яйца и молоко каждое утро.
— Господи, ты ещё хочешь коров? — Я требую. — Потому что я чертовски уверен, что не буду их доить.
Она закатывает глаза. — Мне не нужна целая ферма. Я просто хочу получить маленький кусочек.
— Разве это не одно и то же?
— Нет, — твердо говорит она. — Это не так.
Я хихикаю. — Ладно, у нас будут куры, коровы и огород. Что еще?