На подошве звезда из гуталина
Удерживает несколько длинных
волос; их замечаешь
И бомжа у заборной старицы,
что стоит как Колосс.
Пылит песчаная дорога, забивает в трубку
Пакета бестелесную голубку.
Не то чтоб интерес бывал (доверясь,
Отвечу) пополудни ходит Херес
В местных кругах,
И может он неслыханную ересь
Башке моей наворковал вотместь.
И вновь убеждаясь в большой вине,
Согнувшись полукругом,
Сидите со стулом спина к спине –
Поддерживаете друг друга.
Расчерчен мир берегом реки.
По сторону другую, где все на подъем легки,
Дробь древнему учена ремеслу –
Раздвоенность сводить к первочислу.
И в бархат разлитой под действием светила
Преображать всепоглощающую ртуть.
Если потормошишь его ногами,
Конечности уподобяться оригами.
Воды стихия ведь не однобогие пустыни –
На много размышлений смелых может подтолкнуть!
И вновь убеждаясь в большой вине,
Согнувшись полукругом,
Сидите со стулом спина к спине –
Поддерживаете друг друга.
"Здесь каждый камень – будущий памятник.
Их каждый памятник – будущий камень.
Да будет так!
Amen!"
СЛОВА, ФОНАРИ И ПОРЯДКИ
Орнамент теней. Немое кино. Жесты природы в ночи.
Иного нам не дано – хоть внемли им, хоть кричи.
Таинство пейзажа венчается тем,
Как воздух насыщен и свеж.
Вдыхай полной грудью, довольствуйся ночью,
А веки (без разницы) смеж...
Землистые ноты, льдяные аккорды, колкость и жар у ног –
Закончу катарсисом иль лихорадкой неясен пока итог.
Если разыщете кого-нибудь с подъезда, скажите, пусть разбуется и выйдет.
Пускай рубаху вытащит конвертом из прачечной, как вздумает накинет.
Все остальное в нашем гардеробе внимания отдельного не стоит –
В миру блуждает множество поэтов, иные вещи места удостоят,
Но это уж надбавка; словаря хватает на важнейшие понятья.
Слова заносят без мероприятья. Как двести.
С недавних и хранят как двести, надгробие косое водворя…
А чтобы меньше о покойнейшем тужил,
Запомни страницу, куда изложил.
Хотя бы скрип переплета запомни!
Когда книгоптице размять многослойные
Крылья случится;
Заглянешь – от слов структурные кости,
Клея разводы липнут на остов.
Гистонами киль кто наспех оплел,
Держатели в ряд бессмыслиц низвел!
Зрачки-смычки
Музицируют на струнах-строках книги –
Волнительно творить симфонию понимания,
Вместо интриги...
Проходит лет пятак, вослед ему – червонец,
Ты новый прапор замечаешь из оконец.
Косяком птиц фонари тянутся вдаль у дороги;
Двигаясь паралельно вскоре узнаешь иное,
Если глаз излизанный блеском, не упустит из виду,
Как яркий круг маяков опутывает их vity.
Что скажешь, общества!
Одни руководят порой, другие вкруг водимы;
Порядки
Наши так наивны, как необходимы.
***
Мерцают звёзды, замирают,
Как блеск тоскливых хищных глаз;
И набегает тьма густая,
К которой тая берег льнет.
Тяжелый куст и темнолистый
Возле ухабистой дорожки,
В эфире будто замер... низко
Над морем чайка воспарила;
Прикрикнула, тотчас исчезнув.
И взгляд мой обратился с упоеньем
На волны бившиеся
О препоясанные каменные чресла..
ВОВЛЕЧЕННОСТЬ
Кружат как песни сновидений:
Прильнули – тотчас за торец.
Вдогонку вторит им ловец,
Сомкнув в кольцо игросплетенья –
Нимб ясный что сдавил чело.
Весь исступленном напряженьи
Впивается чудесное решенье;
Полупрозрачный, шепчет: "Повезло?"
Глаза порой сомкнет в блаженстве,
Порой поморщится от злости.
Захваченно-проникновенно
Трепещет и бросает кости,
Нетерпеливо и нервозно,
Как тяжелобольной морфин,
Взывает в спешке "fin-o-fin!" –
Срываться ещё поздно!
Побрел по скользкой коль тропинке
За Ахиллесову пяту
С метательной пращи подмогой
Себя сам оттащи!
Немногим легче пасть изнеможденным,
Отталкивая мраморную грудь,
Когда единый вздох отягощает,
Внутри чему-то не даешь порхнуть
ВЯще инорОдному.
Глядом внедришься в небеса,
Что в чуждой ласке распростерты,
Как материнская тоска
К Пропащему святых сестер.
Столь благодушно распростёрты,
По-матерински полумертвого готовы принимать...
Зачем же полумертвый? Вот опять!
Здалось тебе бороться?! Не мог разве иначе?!
Подколь тылы б не стёрлись, авось бы и не начал
Глухую мчащуюся святотать.
Так простоты моей вовек мне будет не хватать.