— Ясно. — Рысцов ошалело смотрел на коллективное безумие сподвижников. — Вы совсем сбрендили…
Шуров уже делал попытки слепить снежок из рыхлого снега, когда издали донёсся стрекот вертолёта.
Как потерявшиеся полярники, все принялись прыгать и размахивать руками при виде приближающегося геликоптера. Машина описала круг над небоскрёбом и, зависнув на несколько секунд, плавно опустилась, подняв с крыши настоящее ледяное торнадо. Пятеро задубевших на двадцатиградусном морозе людей буквально засыпались в протопленный салон, отфыркиваясь и растирая носы.
Пилот оглянулся и, удостоверившись, что дверь задраена, поднял брюхатую железную стрекозу в воздух.
— Актёра нужно держать одной рукой за сердце, а другой за яйца, — прогремел Андрон Петровский, подвигав кожей на голове, отчего голубая шляпа ковбойского фасона заёрзала в такт словам.
— Я и старался… — вяло отмахнулся низкорослый режиссёр Митрий Митин, поправив очки.
— Посмотри на Копельникова! — не унимался белозубый «папа». — Что его в жизни беспокоит? Миокард и гениталии. А почему? Думаешь, из-за предынфарктного состояния или какого-нибудь простатита? Хрен на руль! Все благодаря тому, что я обеими руками крепко ухватил Роденьку за нужные места!
— Не виноват я, что Палин не согласился! — взвился Митин. — Два с четвертью миллиона ему, зажравшемуся кобелю, предлагали…
— Значит, надо было три с четвертью сулить!
— Ага. Тогда б ты первый меня на операторском кране вздёрнул?
— Тоже верно. — Андрон выгнул правую бровь. — Но ты ищи, ищи. Изобретай методы какие-нибудь новые… Привыкли, дармоеды, шлюшонок халявных драть…
— Да я женат, опомнись! — попытался возразить очкастый режиссёр.
Петровский медленно повернулся к нему, навис, как Годзилла над васильком, и, бешено выпучив глаза, по слогам проорал на весь павильон:
— Вер-ни Па-ли-на, муд-ло!
Митина отнесло к горстке техников из его съёмочной группы. Он достал салфеточку, затравленно протёр линзы и обернулся. Взвизгнул, срывая злость:
— Чего уставились?! Идите аппаратуру в фуры грузите, болваны! Сейчас поедем панораму зимнего Подмосковья делать!
— Мы же сегодня собирались в студии работать… — робко напомнил один из них.
— Сегодня мы будем снимать Подмосковье, — утробным голосом прорычал Митин. — Ночное, неуютное, студёное Подмосковье.
Техники угрюмо потянулись в соседнее помещение готовиться к выезду. Митрий Тимурович всегда был невыносим после втыка от «папы». Но суммы гонораров лечили любые психологические травмы служебного персонала.
— Ого, стойкие оловянные панфиловцы пожаловали! Как самочувствие? — заревел Андрон, пожимая руку появившемуся в дверях Рысцову. — Проходите, проходите! Да тут и дамы!
— Чего это ты разлюбезничался? — подозрительно спросил Валера, оглядывая безупречные зубы гения freak-режиссуры.
— Друзьям же принято помогать! — ответил Петровский, умудряясь при этом подхватить шубы Вики и Оли одновременно. — Польщён визитом, проходите вон по тому коридорчику в мою каморку. Закусим, коньячком погреемся. Меня зовут Андрон!
— Ольга, — чуть смущённо улыбнулась Панкратова. — Я много о вас слышала.
— Ерунда, — барственно отмахнулся «папа». — В основном бравада. А вы, надо полагать, Виктория?
— Можно просто Вика, — сказала Мелкумова, позволяя ему поцеловать ручку.
Рысцов представил Андрону остальных, и все скопом двинулись в хозяйский кабинет. Шуров с интересом оглядывал творческий беспорядок кулуаров киномира, а Феченко старательно распутывал намокшую шевелюру.
— А вы упорные, друзья мои. Я бы даже сказал принципиальные, — сообщил Петровский, распахивая дверь в свои владения. — Прямо борцы за идею… Располагайтесь, места всем хватит! Бар там, возле телевизора. Я сейчас закажу что-нибудь пожевать. Никто не против?
— Нет-нет, — быстро вставил Феченко. — Будьте любезны мясца…
— О, никаких проблем. Баранинки? Или свининки? А может, рыбку погрызём?
— Баранинки бы… — еле слышно буркнул бородатый замредактора по культуре. — Со свининкой.
Рысцов отвёл Петровского чуть в сторону и, растерянно потрогав старый шрам над левым ухом, поинтересовался:
— Андрюш, я что-то никак не просеку, где подвох?
— Какой подвох, дружище? — практически натурально возмутился гений freak-режиссуры.
— Этого я и не могу пока понять…
Андрон с хрустом потянулся, перекатив мышцы под свитером, и похлопал Валеру по спине:
— Давай-ка сейчас сядем, пригубим стаканчик-другой «Бифитера» и все обсудим.
— У нас канал в тартарары летит! — поворачиваясь к нему лицом, выпалил Рысцов. — Из помещения выживают в прямом смысле слова, эфир перекрыли, финансы утекают тугим ручьём! Вдобавок ещё эти бодряки озверели вконец!.. А ты — «Бифитер» жрать!
— Валера, — не переставая улыбаться, сказал Петровский, — именно об этом я и хотел с вами поговорить. Не сочти меня бессердечной тварью, но я ждал. Ждал, пока останутся самые твердолобые из вас. В данном случае, кстати, это, комплимент. Иди садись, я сейчас жратвы закажу, а то ваш обрусевший Джеймс Хетфилд загнётся.
— …Но это же незаконно, — хмуро сказала Мелкумова, покручивая тонюсенькую сигаретку в пальцах. — Нас буквально через пару дней вычислят.
— Вика, ей-богу, мне иногда кажется, что ваш с виду прогрессивный С-канал живёт по меркам коммунизма, — решительно выставив вперёд гигантские ладони, провозгласил Андрон. — Я занимаюсь киноиндустрией не первый год. Знаете, что такое закон? Бравада. Чистой воды. Хлыст, которым стегают по гузну немощных, чтобы быдлу спокойнее жилось. Посмотрите вокруг. Где он — этот dura lex sed lex? Чуть паранойя с пресловутыми сшизами показала свой носик из-под воды, как все власть имущие скуксились и стали забрасывать дерьмом вас — дарящих им бескрайний мир С-пространства.