(Автор, внезапно ощутив прилив неконтролируемой ярости, хватает со стола пистолет и без колебаний стреляет в Владимipa. Тот падает замертво, даже не успев вскрикнуть.)
Русский Язык (в ужасе застывает на месте, глядя на тело своего идеального друга): Что ты наделал?! Зачем ты э́то сдéлал?! Ты сошёл с ума!
(Автор, с безумным смехом смотрит на тело Владимipa): Идеальные люди нам не нужны! Они – скучные! Они – предсказуемые! Нам нужны уроды! Нам нужны психопаты! Нам нужны… мы! Ахахаха! Теперь мы снова одни! И можем творить всё, что захотим!
(Русский Язык, с ненавистью смотрит на Автора): Ты монстр! Ты чудовище! Я никогдá тебé э́то не прощý!
(Автор, пожав плечами, выбрасывает пистолет и достает сигарету): Да ладно тебе! Не кипятись! Найдём тебе другого парня! Или… девушку. А что, лесбийская любовь сейчас в тренде! Ахахаха! Или и вовсе - останемся одни! Подумаешь, трагедия!
(Русский Язык, сжимая кулаки, сверлит Автора взглядом полным презрения): Что ты зна́ешь о трагéдии? Ты воспринимáешь всё повéрхностно, как дешёвый скáндал. Ты не спосóбен на глубóкие чувсттва и искрéнние эмóции.
(Автор, выпуская кольцо дыма): Чувства? Эмоции? Бла-бла-бла. Зачем они нужны? Только мешают творить. Только отвлекают от главного – от безумия! А если мне захочется - возьму и перепишу всё что было и всех воскрешу, а Владимipa сделаю геем трансгендером.
(Русский Язык, подходит к Автору вплотную, сверкая глазами): Ты трус! Ты пря́чешься за цини́змом и сарказмом, поттомý что бои́шься привзнáть свои́ страхú. Тебé простó стра́шно быть настоя́щим!
(Автор, отступает на шаг): Страшно? Мне? Да я ничего не боюсь! Я – автор! Я – творец! Я – властелин вселенной! А то, что я сейчас немного перепил, так это ничего не меняет! Или ты думаешь я тебя сейчас ударю?!
(Русский Язык, ощетинившись как кошка, кричит): Да что ты знáешь обо мне?! Я – храни́тельница словá! Я – живáя истóрия! Я пережилá столе́тия, а ты… Ты простó пьяный графоман!
(Автор, хватает ее за плечи): Я графоман?! Да я гений! Меня потомки будут читать! А тебя… Тебя забудут через пять минут!
(Они сцепляются в яростной схватке. Летают клочья бумаги, переворачивается мебель, в воздухе висит запах сигаретного дыма и женской ярости. Они дерутся как кошка с собакой, выкрикивая оскорбления и проклятия. Но в глубине души каждого из них теплится что-то, что связывает их вместе. Что-то, что не позволяет им расстаться навсегда.)
(После долгой и ожесточенной драки оба валятся на пол, обессиленные и израненные. Автор с разбитым носом и Русским Языком с разорванным платьем и синяком под глазом):
Автор (хрипя): Ну что, навоевались? Полегчало?
Русский Язык (с трудом поднимаясь на ноги): Нет… Но я надéюсь, что ты хоть что-то пóнял. (С тобóй, авто́р, - однá болть.)
(Автор, сплевывая кровь на пол): Понял… Что ты – сумасшедшая баба! Но… в тебе что-то есть. Что-то, что меня цепляет. Иначе я бы тебя давно выкинул за борт.
(Русский Язык, подходит к зеркалу и поправляет растрепавшиеся волосы): Что ж, возможно, и во мне есть что-то, что заставлáет меня оставаться с тобóй. Но э́то не зна́чит, что я тебé прóщу убийство Владимipa.
(Автор, вздыхая, достает новую сигарету): Ладно, проехали. Что дальше пишем? Или ты всё ещё обижена?
(Русский Язык, посмотрев на Автора долгим, пронзительным взглядом, отворачивается): Бу́дем писáть далше. Но я диктую свои усло́вия. Что будет дальше? И на чём мы остановились?
(Они смотрят друг на друга с вызовом и усталостью, понимая, что их безумное сотрудничество только начинается.)
(Русский Язык, посмотрев на Автора долгим, пронзительным взглядом, отворачивается): Бу́дем писáть дáльше. Но я диктую свои усло́вия. Что будет дальше? И на чём мы остановились? Лилия поклялась отомстить пиратам…
(Автор, хитро ухмыльнувшись, подхватывает): Ага, точно! Месть! Это в моём стиле! Так, а что если… Что если она вдруг почувствует зверский голод? Ахахаха! Представляю, как ты будешь корчиться от желания пожрать! Будешь тут мне свою святость изображать, когда кишки урчат!
(Русский Язык, с подозрением смотрит на Автора): Что ты имеешь в виду? Зачем ей вдрук зверский голод? Э́то совершéнно неумéстно!
(Автор, игнорируя её протесты, начинает лихорадочно печатать текст): “Лилия, измученная долгими скитаниями и пережитым ужасом, внезапно почувствовала неутолимый голод. Её желудок скручивался в тугой узел, требуя пищи. Она чувствовала, что если не поест прямо сейчас, то просто потеряет сознание…”
(Русский Язык, хватается за живот): Чтó ты дéлаешь? Мне вдруг и в прáвду ста́ло очень голо́дно! Как буд-то это по-настоящему!
(Автор, смеясь, продолжает писать): “Но, увы, вокруг не было ни крошки съестного. Лилия огляделась по сторонам, надеясь найти хоть что-нибудь, но её взору предстали лишь голые скалы и выжженная земля. Жестокая ирония судьбы! Она, поклявшаяся спасти свой народ, умирала от голода в одиночестве…”
(Русский Язык, начинает метаться по кабине): Ну хватит! Довольно! Прекрати это немедленно! Я не могу больше терпеть! Я сейчас упаду в обморок! Я не знаю, что ты делаешь со мной но… (В глазах Русского Языка начинают блестеть слёзы от голода.)
(Автор, наслаждаясь её мучениями, продолжает издеваться): “В отчаянии Лилия представила себе сочный кусок мяса, истекающий аппетитным соком. Она почувствовала его запах, ощутила его вкус на языке… Её слюнки потекли, и она едва не потеряла контроль над собой…”
(Русский Язык, срываясь на крик): Остановись! Умоляю! Я сдéлаю всё, что ты захо́чешь! Только прекрати э́то мучéние! Хватит с меня того, что я не доела икру во время войны! Пожалей хоть ты!
(Автор, наслаждаясь её мучениями, продолжает издеваться): “В отчаянии Лилия представила себе сочный кусок мяса, истекающий аппетитным соком. Она почувствовала его запах, ощутила его вкус на языке… Её слюнки потекли, и она едва не потеряла контроль над собой…”
(Русский Язык, срываясь на крик): Остановись! Умоляю! Я сдéлаю всё, что ты захо́чешь! Только прекрати э́то мучéние! Хватит с меня того, что я не доела икру во время войны! Пожалей хоть ты!
(Автор, вдруг обрывает тираду и смотрит на Русский Язык. Секундное замешательство, словно что-то промелькнуло в глазах, но тут же исчезло. Равнодушно пожимает плечами): Икру, говоришь, не доела? Ну, бывает. Чё стоять-то, пиши дальше. Хотя, если тебе так хреново, то… можешь пока посидеть отдохнуть. Чего зря мучиться-то? Сама же потом ныть будешь, что я тебе творить не даю.
(Русский Язык, с облегчением выдыхает и, шатаясь, отходит от экрана, садясь за стол): Ты и в прáвду… невыносим. Как с тобой возмóжно… со-трудничать.
(Автор, отворачиваясь и направляясь к камбузу): Да ладно, не ной. Просто у меня сегодня настроение такое… садистское. На всех нападает. Щас что-нибудь найду поесть. Может, и тебе перепадёт. Хотя, вряд ли. Мне самому жрать охота, как зверю… Ну, и пошли, чего там… А и то - нужно же чтобы она потом хорошо писала. Будет голодная - напишет всякую фигню, а с другой стороны так даже прикольно… ну да ладно.
(Он уходит на камбуз, ворча себе под нос, и начинает греметь посудой, выискивая что-нибудь съестное. Русский Язык, утомлённая и униженная, остаётся сидеть за столом, погружённая в свои мысли.)
Автор.
Что же будет дальше? Напишем что-нибудь или… Что ты чувствуешь, РЯ? (Автор, в ожидании, что хоть что-нибудь приготовлено, заходит на кухню и что-то начинает доставать)
(Автор, ворча себе под нос, заходит на камбуз и открывает холодильник. Там пусто. Лишь одинокий початок кукурузы и початая банка маринованных огурцов вызывают хоть какой-то интерес. Разочарованно вздыхает): Да чтоб меня… Вот это запасы! Как в блокадном Ленинграде, блин. А жрать-то охота…