Пока он собирался с духом, его сын Юра уже развел свою бурную деятельность в этом направлении, но только в обратную сторону. Вообще, он как-то сразу нашел общий язык с нечаянной квартиранткой, быстро определил для себя отцовскую проблему и так же быстро приступил к ее разрешению.
– Слушай, Марсель. У меня к тебе предложение. Только не говори, что я еще маленький и ничего в жизни не понимаю, ладно? Обещаешь?
– Ну, обещаю. А что за предложение, Юр?
– Тебе надо с папой срочно жениться, Марсель.
– Что?! Что мне нужно сделать? Ты с ума сошел?
– Ну вот… Обещала же. Только что.
– Да ничего я тебе не обещала. Я ж не знала, что ты… Фу, прямо в краску вогнал.
– Да ты послушай сначала, потом красней. Что, просто послушать не можешь?
– Ну, послушать могу. Просто послушать, допустим.
– Ну да. Пока ты будешь допускать да в краску вгоняться, тетя Таня поднажмет и заставит папу жениться на ней, поняла?
– А кто это – тетя Таня?
– Это соседка наша, из пятнадцатой квартиры. Знаешь, как она старается? У нее, между прочим, никогда никакого мужа не было. Недавно встретила меня во дворе и настоящий допрос устроила, все про тебя выпытывала, что да как. Сама улыбается, а глаза злые. Мама ее не любила. А еще я слышал, как она по телефону кому-то от нас звонила. Сначала хихикнула в трубку, а потом заговорила так сладко, будто ей шоколадку дали – от Соколовских, мол, звоню. Пришла его сына пасти, обедом кормить. Уж не знаю, мол, как ублажить мальчишку, чтобы его папаша наконец расшевелился.
Марсель засмеялась, а Юрка, польщенный ее смехом, прикрыл глаза и смешно надул губы, продолжая старательно изображать сладкий голос тети Тани:
– Ты же знаешь, Соколовский для меня вполне приличная партия. У нас даже квартиры рядом, только стену убрать.
Юрка вздохнул и помолчал многозначительно, давая понять, как серьезно обстоит дело. Потом состроил злое ехидное лицо и вынес свой вердикт намерениям тети Тани:
– Размечалась, ага? Стену убрать. Щас! Еще и партией моего папу обозвала.
– Партия, Юр, это когда женщина выбирает себе мужа. Это просто выражение такое.
– Да знаю я! Только все равно неприятно – почему сразу партия? Партии – это когда выборы проходят и дядьки по телевизору орут и ругаются. Не хочу, чтобы мой папа был партией. Еще чего.
– И тетю Таню тоже не хочешь, да?
– Нет, не хочу. Говорю же, она старается, как наша отличница Ленка Григорьева. Потом на папе женится и сразу стараться перестанет, я же знаю. И будет на меня злиться. Так что надо тебе торопиться, понимаешь? Чтобы тетю Таню опередить.
– А я, ты полагаешь, злиться не буду?
– Ты?! Не-е-е… Ты не будешь. Ты не такая.
– А какая я?
– Ты прикольная. С тобой поговорить можно. И рассказать хоть что можно. А еще ты не старая и партию себе не ищешь. Вот скажи, сколько тебе лет?
– Восемнадцать.
– А мне – десять! Всего-то восемь лет разницы! Классно же!
– Да почему классно? Наоборот. Я по возрасту совсем тебе в матери не гожусь!
– По возрасту – это да. Получается, если бы ты была моей настоящей мамой, ты бы меня в восемь лет родила. Правда, ерунда какая-то.
– Ну, вот видишь.
– Хм… Представляю. Это как Ленка Григорьева, к примеру, сейчас взяла бы и родила. Вот бы смешно было.
– А тебе Ленка Григорьева нравится, да?
– Ой, вот еще! С чего ты взяла?
– Да с того. Ты каждую проблему на Ленку Григорьеву сводишь.
– Ну, вообще-то ты права. От тебя скрывать не буду, нравится мне Ленка. Хотя об этом – потом. И вообще, что ты мне зубы заговариваешь?
– Да это ты мне зубы заговариваешь, в краску меня вгоняешь!
– Нет, ты!
– Ладно, Юрка, не будем спорить. Мы ведь решили, что в матери я тебе не гожусь.
– Кто решил? Я, например, ничего такого не решал. А мы давай вот что сделаем, я придумал! Мы никому не станем говорить, что тебе всего восемнадцать. Скажем, что тебе… Тебе…
Юрка старательно поднял глаза к потолку, пошевелил губами, подсчитывая что-то в уме. Потом глянул на Марсель, спросил задумчиво:
– А во сколько лет можно детей рожать?
– Ну, это у кого как получается. Считается, что не раньше восемнадцати.
– Понятно. Значит, восемнадцать да десять. Ага. Значит, мы всем будем говорить, что тебе уже двадцать восемь. Нормально?
– Да отвяжись. Чего пристал? Вон, опять я покраснела.
– Ничего, ты только красивее становишься, когда краснеешь. Значит, представь, что тебе двадцать восемь. Хотя не знаю, сомнительно как-то, не поверят же.