— Я помню; помню все, что вы для меня сделали.
— Да нет, нет, — вскинул он руками. — Ты не подумай, что мы от тебя что-то требуем взамен. Ты же с тех пор стал для нас, так сказать, членом семьи нашей. Дар провидения, не иначе. Чтоб мы без тебя делали, а? Я уже старенький — руки не те, — внученька одна не тянула все хозяйство. А тут ты, как с неба свалился. Да так свалился, что теперь и отдавать никому не хотим. Я же это — сына всегда хотел. Да вот померла моя любимая, только дочь оставив. А зять мой, так сказать, пройдохой тем еще оказался. Сделал дело — сгинул, да след простыл. Доченька от этого захворала, и мы вот с ненаглядной моей, Ильворнией, вдвоем и остались. Она же совсем маленькая тогда была, — он сложил две ладони, — вот такой вот совсем, так сказать, птенчиком. Вырастил я ее, золотце мое, сам одиношенек. Да что я тебе все рассказываю, когда ты и так все уже знаешь.
— Знаю, дед, знаю.
— Я просто хотел, так сказать, поблагодарить тебя. Да слов не нашел, — опустил он глаза.
— Это я вас должен благодарить.
— Да ну ты это брось, — взмах руки, — но ты если хочешь, то ты, если что, знаешь как.
— Дед, мы же обсуждали уже это.
— Да не маленькая она. Шестнадцать годиков-то уже миновало. Ну, сделай ты деда счастливым, а? Возьми ее в жены-то.
— Давай хотя бы пару лет подождем.
— Да что ж ты заладил с этими пару лет, да пару лет. Что тебе дадут эти пару лет, а? Я-то вот эти пару лет может, и не протяну. А тебе надо это, чтоб деда в горе помирал?
— Дед, пожалуйста, я же уже объяснял все, и не один раз, — устало вздохнул я.
— Дикий ты, понял? И края, откуда ты свалился дикие. Это же надо так молодых мучать, чтобы до восемнадцати годиков счастье не разрешать. Да будь я у вас там, то всех бы ваших, так сказать, законников разогнал, да дал бы людям жить нормально. А ты еще тут свалился на мою голову, чтоб тебя, так сказать…, - ничего придумать он не смог, хотя по лицу было, как сильно работало его голова в этот момент. — Ишь ты, да ну тебя, — махнул он рукой и ушел обидевшись.
Впрочем, делает он так каждый раз, и затем быстро остывает. Вообще подозреваю, что делает он это специально, дабы совесть мою привлечь: выставить меня неблагодарным. Только все это из любви исходит — ко мне, и внучке своей. Да, той самой девушки, что первая увидела меня тогда в поле. У них я и поселился, если можно это так обозначить. Несколько дней лежал, отхаркиваясь собственной кровью, а затем еще пару приходя в себя, и вот, наконец, я на ногах. Хотя по заверениям местного знахаря должен был уже разлагаться на глубине пару метров под землей. Возможно, поэтому местное население держится настороже по отношению ко мне. Они ведь прошли по моему кровавому следу и увидели труп зверя, что напал на меня, чьим именем меня и прозвали — Деодон. И этот зверь оказался довольно опасным, и понял я это по лицам всякого, кто потом видел, как я выхожу из хижины живым, да еще и сам на своих ногах — только диву давались. Воцарилась с тех пор взаимное не замечание: я не лез к жителям, занимаясь своей работой, а жители не лезли ко мне, занимаясь работой своей. Меня это, в свою очередь, очень даже устраивало.
Приняла меня только моя новая семья, как они это сами называли. Я же лично пока еще не так сильно привык к ним и не ощутил той сильной привязанности, которая так крепко соединяет незримой нитью людей. Хотя неравнодушие к ним ощущал, плывущее на гране…даже не знаю, как это точно описать. Когда они рядом и громко о чем-то судачат — были они людьми весьма шумными, — мне хотелось поскорее их покинуть, но находясь не рядом с ними, я скучал по их обществу. К тому же старик в какой-то момент почему-то решил женить меня на своей внучке и постоянно об этом напоминал. А я тем временем смотрел на нее скорее не как на потенциальную жену, а как на младшую сестру: уж ребенком она еще себя вела. Что же касается ее самой, то была она милая — самое подходящее слово. Наверное, самое чисто существо, которое я встречал в своей непродолжительной жизни. С вечной улыбкой, которая, казалось, озаряла все пространство вокруг. С глазами, что смотрят на все лишь с воодушевлением. С взглядом, который видел в людях только лучшее и мыслями, которые были способны оправдать любого, только бы не думать о нем плохо. Вся покрытая, как пчелка пыльцой, веснушками; с рыжими, как закат волосами. Походка плавная, будто корабль на волнах при легком ветре, а движения мягкие, словно ласки утреннего солнца. Наверное, все-таки скажу без лукавства, будь она старше, я бы уже удовлетворил желание деда. Хотя почему деда? Жизни в нем было хоть отбавляй, а дедом его называл, потому что внучка у него, а не потому, что ветхим был он. Но, стоит заметить, что умело он играл нуждающегося в заботе, когда ему это было необходимо. В остальных же случаях человеком слыл энергичным, с беглыми глазами и озорной улыбкой. Телом не вышел тучным; но и не тощ; не высок, но и не низок; не стар, но и не млад; не семи пядей во лбу, но и тщедушен умом. В общем и целом, был он из той категории людей, про которых говорят, что ничем примечательным не запомнился, но все же червячок о нем в уме засел.