— Как ты? — подкравшись, хлопнул меня по плечу, прервав мои размышления Кверт.
— Прекрасно, друг мой. Ты? Как Аша? — и мой вопрос озарил его лицо улыбкой.
Вот кто был рад тому, как все сложилось, так это Кверт. Безродный, человек без семьи, будущее которого было туманно, волею судьбы нашел своё место подле любимой. Аша — миловидная, местная кухарка. Пока я еще не стал полноценным аристократом, которому полагался собственный оруженосец, Кверта определили в гарнизон цитадели. И, как и всякий гарнизон, им требовалась еда. Так они и встретились — она следила за тем, кто, сколько запасов берет со склада, а Кверт эти самые запасы носил на гарнизонную кухню. Взгляд! Искра! Любовь!
— Все отлично. Я сделал ей предложение. Мы женимся. Она согласна! Отец ее тоже! — при каждом слове он слегка припрыгивал от радости.
— Поздравляю, дружище! — моя ладонь легла на его плечо и крепко сжала.
— Спасибо! Но хватит обо мне. Ты вообще как? Волнуешься? — на нем отразилось озабоченность, что вызвало во мне, хоть и небольшую, признательность.
— Да я как бы…даже не знаю.
— Что случилось? — уловил он мое настроение.
— Устал я что-то. Устал бороться. Хочу…домой, домой хочу.
— А где он — твой дом?
— Он… — не знал я, что ответить, потому что потерял всякую надежду. — Он где-то там, — взглянул я на звезды, — так далеко, что уже и недосягаем. И я уже даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь вернуться. Я устал. Что мне делать, а?
— Нашел, у кого спрашивать. Уже и забыл, как я ныл тогда у параши? — хмыкнул он, но видя мое серьёзное выражение лица, перестал улыбаться. — Но если хочешь совета, то очевидно — надо быть мужиком. Перестань причитать и возьми все в свои руки.
— Плюс еще ко всему жениться меня вынудили. Как же это злит.
— Ммм…тут ты зря, — посмотрел он на меня, — взгляни правде в глаза: с твоими недругами, назовем этот так, и возможностями, у тебя нет выбора.
Тяжелый вздох, осознание, принятие.
— Ты прав.
— Знаю, что прав. И от этого тошно. Но я знаю лекарство от этого, хоть и временное, — он сделал паузу, чтобы заострить мое внимание, — пойдем, напьемся как вне себя.
И мы под весёлый гомон пошли воплощать его предложение в реальность.
Кабинет его был просторным, но в то же время давил своей тяжестью. Огонь в камине облизывал своими зловещими тенями серые, каменные стены. Под потолком свисала огромная люстра, и ветер, что заглядывал из распахнутого окна, раскачивал ее, как пугало покачивается в поле. Огромный дубовый стол упирался одной стороной в стену, полностью покрытой полками книг, оставляя небольшой зазор для маневра. Скрип, издаваемый пляшущим по пергаменту пером и потрескивания дров, дополняли собой образ сего великолепия.
Он, не поднимая взгляда, кивнул мне, чтобы я занял место напротив. Гостевое кожаное кресло, куда я провалился, приятно хладело разгорячённое от волнения тело. Сделал пару вдохов; успокоил сердце. В конце концов, он тоже всего лишь человек. Даже не понимаю, почему я так занервничал.
— Как у тебя дела с Викторией? — поинтересовался он, и снова погрузился в свой пергамент.
— Нормально, — кинул я общий ответ в таких случаях.
Сам же подумал, как может быть вообще нормально в смысле этого слова в тех реалиях, что имеются: нас никогда не оставляли наедине, в тех местах, где мы пересекались. За трапезой была ее семья; в остальных местах рядом ее не покидали фрейлины. А сущность человека познается только тогда, когда остаешься с ним наедине. Ибо при других он заимствует их частичку, либо отдает свою и перестает в полной мере быть собой; говорить от себя и, главное, говорить свои тайны искренне, так необходимые для скрепления двух сердец.