— Для меня это тоже не было чем-то приятным...
— Дай мне закончить! — На последнем слоге она хлопнула ладонями по столу. — Ты видел, как мне было трудно! Мое сердце было разбито из-за необходимости делать это, и я отказываюсь это повторять! Тебе понятно? Ты хоть представляешь, как трудно сказать окаменевшему человеку, что ты его любишь, а потом отослать его, не имея ни малейшего представления, что он к тебе чувствует? Это сломило меня!
Драко внимательно изучал ее, стоя на другом конце кухни, наблюдая, как вздымалась ее грудь и от эмоций дрожали руки. Он не мог понять, почему их разделяет такое расстояние.
— Не было нужды накладывать на меня заклинание, — медленно сказал он. — Это был твой выбор.
— Это был выбор, к которому ты меня подвел! — закричала она и почувствовала, как глаза наполнились слезами, когда она попыталась задушить жалобный стон тыльной стороной ладони. — Я не сделаю этого снова. Я не сделаю. Это было... ужасно, и я знала, ты попытаешься остановить меня снова, и… обычного прощания не получилось бы.
— Получается, ты собиралась молча исчезнуть? — спросил он.
— Нет, конечно нет. Я бы оставила записку.
— О, записку? — заметил он с сарказмом. — Отлично! Как чертовски заботливо с твоей стороны!
— Черт возьми, Драко, что еще я должна была сделать? — Она чувствовала слезы, катящиеся по щекам. — Мне тебя не убедить, да? Что я могу сделать?
— Останься!
— Нет! Когда ты уже вобьешь в свою голову? Я! Ухожу! И ты ничего не можешь с этим поделать! Почему бы просто не принять это?
— Потому что я люблю тебя! — необдуманно выпалил Драко, его лицо исказилось в агонии, и Гермиона ошеломленно замолчала.
Он наклонился вперед, схватился за стол, и она подумала, что он, возможно, плачет, но Малфой сутулился так, что его челка закрыла глаза. Однако Гермиона заметила дрожь, — как будто тело пыталось справиться с происходящим, — перевела отсутствующий взгляд на напряженные вены, выпирающие на руках, а затем на мертвецки белые пальцы. Малфой тяжело дышал: она слышала каждый резкий вздох, сделанный между сжатых зубов. Он сглотнул, и звук получился скорее удушливый, похожий на стон, издаваемый смертельно раненым животным.
Казалось, силы покинули Драко, и он опустился на пол, раздавленный, измученный и разбитый. Гермиона двинулась к нему, не обращая внимания на осколки стекла, пронзающие подошвы ступней, опустилась перед ним на колени и попыталась обхватить его лицо ладонями. Он отодвинул голову, но Гермиона упорствовала, достаточно крепко сжимая его, чтобы подумать, словно острые скулы Малфоя могут порезать пальцы. Приблизившись к его лицу, она попыталась поймать взгляд, нахмурилась, когда поняла — его глаза покраснели, ресницы были влажными, губы плотно сжатыми, а челюсть напряженной настолько, что Гермиона заволновалась о сохранности его зубов.
— Я знаю, — мягко сказала она. — Я знаю, что ты любишь меня, и я тебя...
— Тогда не уходи.
— Драко, прошу. — Она уткнулась в его лоб своим и почувствовала, как он сморщился. — Давай закончим на сегодня.
Он яростно покачал головой.
— Почему ты?
Она вздохнула, протянула руку и пальцами смахнула слишком белые волосы с его лица.
— Ты когда-нибудь задумываешься о нашем будущем? — спросила она. — Я да, и я не хочу, чтобы нам пришлось скрываться. Убегать.
— Лучше бы я бежал с тобой, чем прогуливался один, — сказал он.
— Прости. — Она нахмурилась. — Но для меня это не вариант. Я хочу большего, и верю, что мы сможем победить. Я верю, что Гарри сможет, но мне нужно ему помочь. Мне нужно. Это просто... то, кто я есть.
Драко стиснул зубы, когда слова Блейза снова всплыли в воспоминаниях.
«Попытка остановить будет равносильна тому, что я попрошу ее... не быть собой.»
Он судорожно вдохнул, так глубоко, что задел ее грудь своей, и Гермиона готова была поклясться, что почувствовала его сердцебиение, которое ощущалось медленнее, чем должно было быть. Он снова отвернулся от нее, уставившись на осколок стекла, торчащий из ее колена, и оторвал его, как тонкий лепесток. А потом еще один. И другой. И еще. Грейнджер подумала, что для них так типично дрожать на ковре из битого стекла, истекать кровью и бормотать признания о страхе и любви.
— Если хранилище Беллатрисы хоть немного похожее на хранилище моей матери, то на дальней стене будет высокая полка, на которой хранятся самые ценные вещи, — сказал он так быстро, что Гермиона едва успела расслышать. — Если крестраж где и может храниться, так только там.
Она ахнула, от удивления и надежды округлив глаза.
— То есть ты не против?
— Конечно против, — усмехнулся он. — Черт, да я ненавижу мысль об этом.
— Но?
— Но... — напряженно выдохнул он. — Я позволю тебе... исчезнуть.
Ворвавшееся в нее тепло было всепоглощающей смесью облегчения, благодарности и любви, и она обняла его за шею, прижавшись к его родному телу так близко, что чуть не раздавила в своих объятиях, которые, как она надеялась, выражали силу ее обожания в этот момент. Она почувствовала, как его руки обвились вокруг нее, пальцы почти до боли впились в бока. Отпрянув и снова заплакав, она поцеловала его в подбородок, затем в щеку и, наконец, в напряженные губы. Она целовала, пока Малфой, расслабившись, не отреагировал, изливая в него переполняющие ее чувства, и заглатывая все, что он дарил в ответ. Это был грубый и неуклюжий обмен, вызванный отчаянием и не подразумевающий никакой нежности, но Гермиона всхлипнула, и все закончилось.
— Когда? — спросил Драко.
— Скоро, — пробормотала она, шмыгая носом. — Очень скоро.
Он рассеянно кивнул, по собственному опыту зная, что она не станет вдаваться в подробности, тем более он слишком устал, чтобы спорить. Не произнося ни слова, он встал, подняв ее на руки, и осторожно опустил подальше от разбитого стекла, не обращая особого внимания на свои изрезанные ноги. Она помогла ему очистить от осколков лодыжки, пятки и подошвы ступней, а затем залечила мелкие колотые раны несколькими касаниями палочки Беллатрисы. Все происходило в тишине, будто им нечего было сказать.
— Я имел в виду каждое слово, — пробормотал он после того, как все стекло и кровь исчезли из комнаты. — Я люблю тебя.
— Знаю, — сказала она. — Я люблю тебя, и хочу, чтобы ты знал, что я… так горжусь тобой...
— Мне не нужно, чтобы ты мной гордилась, Грейнджер, — остановил он ее. — Просто возвращайся назад.
— Вернусь, — согласилась она, словно могла обещать или предвидеть нечто подобное, но они оба знали, что ей это не по силам, и каким-то образом это знание помогало. — Нужно пойти поспать.
Она потянулась к его руке, но Драко предпочел избежать ее прикосновения; не оглядываясь, он направлялся к спальне. Разумеется, она шла следом, но даже когда они вошли в комнату и начали раздеваться, он не смотрел на нее, ничего не говорил.
Только оказавшись в постели, он, казалось, признал ее присутствие и так крепко обхватил за талию, что, наверное, причинил боль, но Гермиона не протестовала. Не сопротивлялась. Она поцеловала его в подбородок, а он ее — в лоб, после обхватил руками, словно запер в клетке, и изо всех сил старался не поддаваться настойчивому притяжению сна.
Но он уснул, а когда утром проснулся, его руки были холодными и пустыми, и он знал, что она ушла. Снова.
[1] от автора: комментарий Тео в самом начале о том, что следует выдать Драко подзатыльник, происходит от традиции, когда вы в первый день месяца бьете или отвешиваете кому-нибудь подзатыльник. Так делают в Великобритании, правда, несколько человек сказали мне, что это не международная традиция, поэтому я решила дать, объяснения, на всякий случай!
Комментарий к Глава 38. Снова Любимые читатели!
Это последняя из переведенных глав, остальное — в работе. Если кто не готов ждать пару недель до выходы обновления, можно подписаться на перевод и ждать его полного завершения, которому обязательно быть. Пожалуйста, не закидывайте сообщениями типа “где же прода?”, “чего так долго” и т.п. Я реальный человек с весьма загруженным реалом, который занимается переводами исключительно для души, а подобного рода комментарии никак не способствуют дальнейшей работе.