Полукругом рыл десять стояло, что называется на расстреле, прямо на площадке летнего кафе. Комбатовские, ясное дело, без фонарей, зато нас засветили, как медведей в цирке.
Вот что значит пожлобиться выставить караульного. Хотя если в отряде всего три человека…
Думается, что мы бы могли затеять с ними другой разговор, чай, комбат не призывник, шрамы не от бритья получил. Да и оружие мы исправно у плеча держим. Но… у них был козырь, который сразу бросался в глаза. Девушку с позывным Руно держали перед импровизированным строем: один — заломив ей руки за спину, второй — всунув ей в рот пистолет. Она не казалась испуганной, но уверенности нам это никак не прибавляло. Скорее злости.
Попалась, блин?! А не надо было фордыбениться, доказывать, что бабские нервы прочней капроновой нити. Вот и получилось!
— Назовись, кто говорит, — сказал комбат.
— Типа понятия чтешь? Шпыра говорит. Только в базар не уводи, исполняй шо сказано. Скажи шоб петушата стволы приземлили, если мозг курицы в цене.
— Послушай меня, Шпыра. — Комбат держался достаточно хладнокровно. — Ты прежде, чем пасть разевать, узнал бы на кого наехал? Может, с «конфетки» по казематам твоим с миномета шарахнуть, чтоб вежливости научился? Что скажешь? Или пусть сам Вертун на чифирок заглянет? Девушку отпусти, поговорим как мужчины.
— Да чо ты мне мажешь, служивый? — Судя по тону, не пробило Шпыру на измену. И это реально уже плохо. — За кого принимаешь? Этого вона, в «пятнах», — он кивнул на меня, имея в виду, наверное, камуфляж, — за ким лёвом хомутал? Я не подслухивал, но и ты не особо шептал, верно? Мутишь ты, мутишь чой-то, а? Вертуном прикрываешься? А пахан-то твой как, в нюхах, шо ты тут движуешь? Сдается мне, шо ни хрена. Так шо давай, не чепушись, ствол на землю, и отошел назад. И петушки твои за тобой.
— Выполняй, — тихим голосом сказал комбат и первым положил «калаш» на асфальт.
Эх, родные казематики. Всегда вы меня в гости звали, и я вот пришел. Уныло у вас здесь как-то, правда, скучно. Всех так встречали аль только меня?
Все же три часа отсиживания в холодной камере не прошли даром. Старлей Трофимов — тот самый, что забирал у меня нож, — несмотря на изначальное недоверие, многое прояснил. Даром что шепотом и при обилии отборного мата. Зато доходчиво.
Оказалось, комбата звали Юрий Коробов, раньше служил в учебном корпусе, в Десне, носил звание капитана и, соответственно, командовал отдельным специальным батальоном. Короб готовил салабонов для миротворческих миссий, в которых участвовала Украина. А когда потянул «африканец» и начались массовые беспорядки, его, как одного из немногих оставшихся на службе офицеров, прикомандировали в Винницу. С целью проведения отбора среди добровольцев из числа гражданских и их последующего обучения (стало быть, есть кого винить за набор в ряды «догов» черни беспризорной и зэчья, не пожелавшего под крышу к Каталову идти). Во что это все потом вылилось, хорошо известно.
Со слов Трофимова, Жека долгое время искал способ сбросить неправильных «догов» со счетов. Так чтоб раз и навсегда. Да только довериться было некому — вояки на базе уже ничем от гопоты беспринципной не отличаются. Превращаются в конченое быдло: убивать, грабить, трахать. И чем дальше, тем больше на гнойник бывший личный состав «конфетки» становился похож.
Сам Короб, старший летеха Трофимов, сержант Бакун, Жека и еще десятка два человек, что остались на «конфетке», — из числа несогласных. Тех, что в слив не пошли и с воровской отребью не слизались. Со слов Трофимова, Жека делился мыслями только с комбатом, остальные лишь догадывались — слишком высока ставка. Была и есть. Да и сейчас, от чего ключ, они так и не знают, а о роли в Жекином задуме девушки ни сном ни духом, как говорится. Просто Коробову верят — и они, и те несогласные, что остались на базе. Комбат для них всех в авторитете, служили вместе в Десне, где-то в миссии за бугром бывали. Потому и доверяют.
Любопытно, конечно, что за цацка эта Руно и что за дельце. Но, как оказалось, может, это и к лучшему, что Жека скрытничал. Парней-то допрашивать наверняка станут, вона Короба более полутора часов держат. Мало ли что они выдать могут, не зря же вели отдельно от комбата?
Одним словом, к чему-то мы идем. А вот к чему именно…
Девушку бросили к нам минут через сорок. Взбудораженную, разъяренную, похожую на медведицу, у которой похитили медвежат. Если б не связанные за спиной руки, казалось, она набросилась бы на приведшего ее быка-конвоира. Став посреди камеры, наискось разделенной полоской света, она будто бы выбирала кому из нас троих первому врезать берцем по зубам. Ее лицо накрывала тень, но, тем не менее, предчувствие было таким, будто целится она именно в мою небритую харю.