Тут же бахнул одиночный из-за кирпичей. Бакун отправил. В одночасье с виска парня тяжелым бордовым фонтаном брызнула кровь.
— Васька! — со стороны дровни.
Я добавил по тому, что засел в казарме. В этот раз до упора. Пока в рожке не стало пусто. Сменил. Спасибо старлею, обеспечил запасом. Готов, охотник. Вывалился на порог целиком, ружье бросил, повис с крыльца головой вниз. Правда, их туда вбежало трое, где-то два голубка еще засели.
Из-за дров выбежал мужик. Одного взгляда хватило — отец застреленного Бакуном пацана. В очах столько непростительной боли, столько желания не верить в произошедшее. Лицо скосило от слепой ненависти. Стрелял из помповика как от нечистой силы отбивался — пять выстрелов и все куда ни попадя. Не целился, он этими выстрелами просто выпросил у нас возможность добраться к телу сына. Я держал его на прицеле, но стрелять не спешил. Не спешил и Бакун, хоть цель ему была видна так же четко, как квадрат на картине Малевича.
В коридоре бункера грянул ружейный выстрел.
Трофим?!!
— Трофим?! — кричу.
— Нормально, — донеслось оттуда, правда тяжело, с задышкой, неуверенно. — Все нормально.
Чирик с Бухтой тем временем сыграли в штурмовиков — каталовец высадил окно в казарме и, не подыскав ничего более подходящего, подставил спину в качестве ступени.
— Рафат, прикрой! — оглянулся Бухта на выбравшегося, наконец, из курятника, однополчанина. Он был весь в крови, на голове куриные перья, но кровь, скорее всего, была не его.
— Крою, — ответил он. — Давай.
У меня на глазах снимался настоящий боевик: «натуральный блондин» выпрыгнул на импровизированную ступень, сунул дуло автомата в выбитую оконницу. Загромыхал автомат у него в руках. Голова мечется туда-сюда, будто целится он в шмыгающих по полу мышей.
— Да сдохни ты уже!
Ответили оттуда дробью — наклонился «дог» вовремя, лишь боковое стекло вылетело, осыпалось мелкими осколками.
Из-за угла сарая выбежал младший краснощекий. Растерялся, увидев лежащего у колодца парня и склонившегося над ним отца. И вспомнил о своем — ведь тот до начала перепалки стоял у входа в бункер. Но, оказавшись посредине двора, не прикрытый абсолютно ничем, лишь с тяжеловесным ТОЗ-87 в руках, он все понял по лицу Трофимова. Перспективы для продолжения пути у него не было, а отбегать назад — поздно.
— Кинь ствол, — посоветовал ему старлей, держа на прицеле.
Молодой краснощекий в нерешительности открыл рот, но сказать ничего так и не смог. Он не направлял ствол на Трофимова, но и выполнять приказ, похоже, не собирался. Впрочем, времени на раздумье у него совсем не было. Стоявший на живой «ступеньке» Бухта снова открыл огонь по тем, что баррикадировались в казарме. И внезапный, отчаянный крик оттуда вынудил младшего краснощекого дернуться…
Тик-так…
Очередь раздалась у него за спиной. Стоявший на прикрытии Рафат не церемонился: человек с оружием, пусть и пацан, все равно излучал опасность. Каждое сокращение его мускулов могло стоить чьей-то жизни. Пули прошли навылет, окрасили вязаную жилетку красными пятнами. Парень как-то по-смешному открыл рот, сморщил лицо, рефлекторно выстрелил. Дробь раздробила асфальт, и этим он словно смягчил себе место для падения. Сложился на колени, упал ничком.
Я это почувствовал: Трофим тоже не желал парню смерти. Просто он, как и тот, что обрел свою смерть за колодцем, сел не в тот автобус. Они могли бы залечь и не высовываться и, возможно, заслужили бы самый ценный подарок — жизнь. Но решили принимать участие и сказали «решка».
А им выпал «орел».
Тем временем горюющий отец бережно отложил бездыханное тело сына, зарядил, доставая из-за пазухи патроны, свой помповик. Я взял его на прицел, пока он тихо проговаривал под нос что-то похожее на молитву. Или проклятие. Наконец он поднялся во весь рост, готовый отправить на тот свет как можно больше супостатов, повернулся в сторону Бакуна… Но не успел сделать совершенно ничего: его приговорили одновременно четверо. Трофимов, Бакун, Рафат и я. Его изрешеченное тело подняло на воздух, отбросило назад, на каменную кладку колодца. Судьба уготовала ему место рядом с сыном, будь мы прокляты.
Бакун, выпрыгнув как черт из коробочки из-за кучи кирпича, забежал за сарай.
— Сдаюсь! — завопил оттуда мужик. — Я без оружия. Сдаюсь!
— Чисто, — доложил оттуда Бакун. — У меня один бесствольный. Руки поднял! Шагай.
— Чисто, — дополнил рапорт Бухта, спрыгнув со спины Чирика. — Два двухсотых. Шмырота, ля. Сдались бы, суки, — жили.
— Все целы, раненых нет? — Трофимов бегло оглянул нас на предмет нежелательных дырок в одежде.