А так, глянешь, не сразу и поймешь, что тут обустроилась провоенная организация. Разве что опаленные бэтээры по ту сторону заграждения и танки с порванными траками и раскроенными стволами предупреждают: не зли этих парней.
Браво, генерал Шушкин. Вот что значит вовремя стать лидером для трех десятков тщательно отобранных парней и иметь капельку удачи.
В баре в это время шумновато, но немноголюдно. Два столика заняты «сыновьями», отличавшимися от остальных посетителей черными нашивками в виде черепа с ирокезом на рукаве и груди камуфляжных бушлатов. Еще два заняли внеклановые труженики вроде меня, как всегда об оборзевших «догах» беседу заведшие. Школота в дальнем углу уже на рогах, спорят на повышенных тонах, чем и привлекают к себе внимание шушкинских бойцов.
Обычно все.
— «Мертвый нацист», — заявляю, усевшись на скрипучий круглый стул у барной стойки.
С полотенцем на плече, стоя к посетителю вполоборота, Калмык смотрит на меня как человек, которому высыпали на голову ведро конфетти, а потом заявили, что обознались. Его влажные губы вздрогнули, будто подбирали аналог помягче посыла на.
— Шнапсу не завезли, — с едва-едва заметным восточным акцентом ответил он. — Заходи в следующей жизни, оболваненный.
— Твою ж то дивизию, — выражаю я свое удивление. — Даже в говенном «МакЛауде» знают, что для этой адской смеси нужен ликер, а не шнапс. Где книга жалоб? Пусть тебя отошлют на курсы барменов, лузер.
— Не шуми. Книга жалоб у меня под прилавком, — он положили руку, я был в этом уверен, на цевье помповика. — Но боюсь, твой мозг не выдержит веса ее страниц.
— Мой мозг выдерживает бред клоуна в барменском фартуке. Наравне с этим, толщина твоей книги просто пердеж невинной старушки на окраине скотобойни.
— Это потому, что толщина моей книги соответствует толщине твоего узкого лба, бритоголовый неандерталец. Наверное, там просто не осталось места для мозжечка, который и без того не больше крысиного, потому ты такой храбрый. Связываешь, что я говорю, или это сложно для тебя? Может, по слогам разложить?
— Да ты не завидуй моей храбрости, черномазый. Если рискнешь когда-нибудь во двор выйти и перестанешь под стойкой в бутылки ссать, тоже похрабреешь. Да только подсказывает мне что-то, что быстрее я стану мэром Винницы, чем ты подтянешь свою тощую задницу к порогу этой хибары.
— Что я слышу? — театрально округлил карие глаза Калмык. — Это слова того самого смельчака, у которого путь между трамвайными остановками измеряется часами? Того самого, что не выходит из дома зимой, потому что на кустах, за которыми он обычно ныкается, опадает листва? И того, что будет ждать ночи, чтоб перейти дорогу, если где-то рядом тявкают «псы»? Мы говорим об одном и том же герое?
— Ну, если речь о том смельчаке, что я думаю, то я дам тебе бесплатный совет. Если когда-нибудь выпадет случай с ним идти, то делай это на голодный желудок. Потому как палево в виде дорожки «кабачковой икры», которую ты будешь за собой оставлять, ему ни к чему. Разозлит, со всеми для тебя вытекающими, выбивающими и отхаркивающими последствиями.
— Да что ты? А его самого разве не вычисляют за километры только по вони, которая от него исходит? — Калмык сделал вид, будто принюхивается ко мне. — Вах, да наш герой, увлекшись совершением подвигов, малость забыл, что изредка нужно пользоваться мылом! Так что, если тебе когда-нибудь выпадет случай с ним общаться, передай ему, пожалуйста, что я купаю своего Абдулу по четвергам. После него вода почти чистая, хоть умывайся. Блохи разве могут перепрыгнуть, но героевым не привыкать к чужакам. Верно говорю?
— А вот это уже оскорбление. Теперь уж точно давай свою книгу жалоб, я отмечу, что неславянское лицо за барной стойкой, не умея говорить по-русски…
— Может, книга предложений подойдет? — спросили сзади. — Здесь всего семь страниц, как раз осилишь.
В затылок ткнулось что-то холодное и твердое. По лицу Калмыка пробежалась довольная усмешка.
— Что, скин однажды, скин навсегда? — спросили оттуда же. — Или как там звучат ваши дебилоидные слоганы?
Внутри бара враз стало тихо, только слышно как потрескивает дровяная плита на кухне. Даже шпана в углу притихла, вперили пацаны полуоткрытые глаза на фигуру у меня за спиной. Рты раскрыли.
— Скин никогда не зайдет в бар, где водку разливает хачик, — отвечаю я. — Ты меня с кем-то путаешь.