Открыв глаза, я еще какое-то время лежал, собираясь с силами для броска к ведру, стоявшему этажом ниже. А когда, наконец, созрел, чтобы идти, и поднялся с кровати, так и обмер, будто в «море волнуется раз» сыграл. На пороге одной из двух спален, в каких-то пяти метрах от меня стоял человек в черной одежде.
Мягкий колпак сна сдернуло с головы в то же мгновение. Сначала я подумал, что он на меня таращится, типа узнать пытается, не похож ли я на Артема — зятя Виталия Семеновича? В руке у него, мне показалось, был пистолет. И лишь когда он шагнул внутрь спальни, и я четко разглядел его спину, понял, что приятно ошибся. Стоит тогда упомянуть, что входы спальни находились напротив той комнаты, где задремал герой (все же предложил бы, чтобы это была тоже спальня, только тогда диван заменить на кровать), через коридор, и двери были открыты. Иначе неясно, чего это герой видит спину входящего незнакомца.
Он меня не видел. Снова счастье. Вообще ж стало легко, когда в предмете, который держал незнакомец, я распознал монтировку. При любом раскладе это лучше, чем ствол.
Выдохнув через сведенные будто для свистка губы, я тихо сделал шаг от дивана к темному коридору. Мне нужно было попасть в рабочий кабинет бывшего хозяина этого дома. Там я, когда последний раз сидел за его огромным дубовым столом — чисто от съезда крыши начальника из себя корчил, — оставил свой нож.
Одомашнился, сурок, вообще отвык от мысли, что нужно с оружием спать ложиться!
Отодвинувшись от дивана и оказавшись в темном углу, я понял, что мне ни хрена не полегчало. Когда силуэт человека показался на пороге спальни — теперь уже точно ко мне лицом — сердце заколотило так, что веки, дергаясь в нервном тике, почти полностью закрывали от меня его темный силуэт. Адреналин погнал в кровь конскими дозами, руки затряслись, и все тело будто в холодный водолазный костюм поместили. «Булки» сами по себе сжались, хоть орехи дави. А все почему? А потому, что кое-кто расслабился тут, Бальзака расчитался, решил, что раз он от центра удалился, то, значит, не достанут.
Выйдя из спальни, человек мягко, как кошка, подошел к дивану в гостиной. Посмотрел на одеяло, из-под которого я только что выполз. Замахнулся и без раздумий ударил монтировкой по тому месту, где должна лежать моя голова. Не поняв, почему железный прут вдруг спружинил — ожидал ведь небось услышать, как трещит череп, — он ударил еще.
А я, реально понимая, что до кабинета уже некогда добираться, в один прыжок преодолел разделяющие нас полтора метра.
Мой козырь — внезапность. Похоже, «гость» все еще в недоумении. Он был уверен, что я беззаботно храплю на диване. И даже когда я настиг его сбоку, с размаху вмазав по скуле, он показался мне до крайности растерянным. Мол, это я-то лоханулся так?
Не давая ему возможности прийти в себя, я бью его ногой в живот. И еще раз кулаком по лицу. Взведенный, я выложился в эти последние два удара на все сто. В тот момент я не ощутил, что разодрал голую ступню о пряжку на поясе. Мелочи жизни.
Понимая, что применить ко мне монтировку нет никакой возможности, ночной посетитель хотел было что-то выкрикнуть. Позвать на помощь? Да, чуть позже я пойму, что он тут был не один. А сейчас я просто выстрелил ребром ладони ему в кадык. Нужно было заткнуть ему рот и одновременно не дать очухаться. В тот миг мне показалось, что это единственный годный вариант. Правду говорят специалисты, в такие моменты тело само знает, что делать, надо просто ему довериться. Генетическая память, однако…
В любом случае, все произошло так быстро и бесшумно, что, когда монтировка выпала у него из руки и угодила на ворсистый ковер, этот звук показался ударом в колокол. Сам визитер, приложив одну ладонь к горлу, а второй надавив на затылок, будто стремился вытолкнуть кадык обратно, повалился на диван, сполз на пол. Глаза выкатил, белками засветил, стал похож на какого-то топорного робота из давешней «Техники молодежи». Издавать звуки, похожие на глухой храп, он начал пару секунд спустя.
К тому времени мой мозг заработал как часы. Бешенства мне тогда хватило бы, чтоб вырвать у быка рога.
Стащив подушку, я накрыл ею «гостю» лицо и прижал, что было сил. Он извивался, сучил ногами, сжимал одеяло в кулаках, пытался меня ударить, за что-то поймать (а я-то в одних лишь труселях, да и, ухватишься если, мало чего добьешься). А потом руки, только что до тряски сжимавшие подушку, ослабли. Безвольно повисли.
Угомонился.
Тихий стук внизу, на первом этаже, враз переключил меня. Отпрянув от человека, раскинувшегося на ворсистом ковре, я прошел в коридор.