Онемелая пауза затянулась. Причем, как мне показалось, в мою пользу. Даже потешиться успел, что не утратил ораторских способностей. Не зря в молодости дикцию вырабатывал.
Ан нет, не все козыри бабенка-то выкинула. Хитрая и молодчинка, тяжелую артиллерию напоследок приберегла. Умело примаскировала на заднем фоне за сиськами бабскими.
На гоблина, которого с первого взгляда можно было принять за родного брата Валуева, я смотрел снизу вверх. Выпяченная лобная кость, расплющенный нос, слегка помутненный взгляд, голова вытянута вперед так, что плечи кажутся выше, да и под спортивным костюмом не скрыть дутые бицепсы. На шее по-прежнему сверкает золотой трос, будто это до сих пор имеет хоть какой-нибудь смысл.
Вот уж привела тетушка бульдога.
Можно было б и не шугаться, по молодости и не таких быков валили. Но вся закавыка была в том, что я его знал. Еще когда в охранниках у Акимова ходил. Он тогда у акимовского конкурента по бизнесу в телохранителях числился. Еще та горилла. Я видел, на что он способен. Нунах, как говорится.
Я не мог не заметить, как поменялись лица на первом плане: теткины глаза прищурились в довольно-западлянской ухмылке, типа «что, не ожидал от „потной кобылы-то?“», засверкали как у злобного тролля. Вислобрюхий зубы выставил, на шаг в сторону отступил, дабы отделить фигуру здоровяка от мелюзги, к которой ради добра дела и себя причислил. Любитель выпить, пришедший с остальными за компанию, почти с благоговением смотрел на воздвигшийся у ворот крейсер.
— Это ты, если криво дернешься, — заговорил он мясницким голосом, наведя на меня палец-сардельку, — я тебе бошню оторву и на член одену. Понял? Открывай ворота, баклан!
Ну что, друзья, вот вам лучший образец соотношения «сила — 99 %, разум — 1 %». Угрозы — заученные фразы бессмертных героев из боевиков девяностых. Бессмысленные, глупые. Как голова может держаться на члене? В любом его состоянии. Хотя совру, если скажу, что его появление мне так уж легко удалось проглотить. Все же в моей перспективе такого запасного варианта с их стороны изначально не предвиделось. Но план есть план, и пока что я его придерживаюсь.
Уверенно толкаю ногой канистру. Выплескивающаяся сизовато-желтая жидкость с характерным запахом расширяющейся лужей быстро потекла к воротам. Виайпи-партер во главе с толстухой, округлив глаза и будто не веря, что несмотря на их контраргумент я смог это сделать, попятились, разошлись в стороны. Все, кроме здоровяка. Он буравил меня своими суженными до минимума глазами, словно пытаясь передать, насколько глубоко в землю я вогнал себя этим негостеприимным жестом.
— Ты точно это хотел сказать? — спрашиваю его я, и в моей руке появляется бензиновая зажигалка. К этому времени темная лужа на асфальте уже сомкнулась вокруг его «адидасов», но, к сожалению, дальше не пошла — канистра перестала издавать заглатывающие звуки.
— Ты совершаешь ошибку, — уведомил он меня.
— Да ну? — наигранно округляю я глаза. — И что же теперь будет? Ты обидишься и заплачешь?
Стало так тихо, что даже было слышно, как хлопают крыльями вороны, пролетая где-то далеко от нас (на заправку, по свежее мясцо?). Люди из ватаги смотрели на свой последний шанс и терпеливо чего-то ожидали. В их понимании, сейчас что-то обязательно должно произойти, неформатное, но чертовски продуманное и хитрое, в результате чего я должен буду сам вспыхнуть, что твой факел. А они будут смеяться и поражаться изобретательности своего запасного варианта.
Но ничего не происходило. Гоблин по ту сторону ворот все так же пялился на меня, а я никак не мог вспомнить, остался бензин в этой зажигалке или нет.
Чиркнул. Есть. А тот будто этого и ждал. Присев, он подпрыгнул, как баскетболист, к кольцу, зацепился руками за край жалобно всхлипнувших ворот, подтянулся, перекинул ногу. Что сказать — умело. Теперь, даже если я и брошу зажигалку, пламя его не достанет. А через мгновение он и вовсе будет с этой стороны. Драться мне с ним как-то не очень хочется, попаду в руки — считай все, голову свернет как курице.
Толпа заулюлюкала, чудо свершилось. Сейчас-то я отвечу за неповиновение и все высказанные грубости. Бабы даже не поморщатся, когда он голову мне об бордюр раскроит. Похлопают разве в ладоши, а может, и раком в награду герою станут.