Вспоминается голос, который возвещает о победе террористов в «страйке». Потому что, если в игре погибают оба отряда, победа все равно почему-то засчитывается «террорам».
«Они стараются для меня»… Стараются они. Этот слоган здесь повсюду!
Оставив немую сцену, я вернулся в коридорчик и последовал к проходу, над которым был изображен поднимающийся по ступеням человек.
Антенн на крыше всего было пять или шесть, и смотрели они кто куда, но нужную я заприметил сразу — прямо передо мной, в каких-то двух метрах. «Черной точкой» Жека называл эмблему то ли изготовителя тарелки, то ли провайдера, но черная клякса на тарелке явно служила отличительным знаком.
Встав почти на четвереньки, я внимательно осмотрелся, уделив особое внимание крайней каменной башне старой тюрьмы. Конечно, заметят, если будут сюда смотреть, шухер поднимут. Но и до вечера я торчать тут тоже не намерен. Нужно действовать сейчас. Выдохнув, я погуськовал к первой из двух металлических полусфер, вокруг которых торчали «лопухи» спутниковых антенн. Без особых усилий и даже почти беззвучно провернул «меченую» в нужном направлении. А сам рывком назад, на ступени, будто бомбу на крыше заложил.
Тихо снаружи. Непохоже будто заметили. А если заметили, и не Жекин корешок, то либо проигнорируют, либо патруль пришлют проверить.
Покинув двухэтажку черным ходом, я вышел на квадратную площадку с выцветшими зонтами и поломанными пластиковыми стульями, где раньше было летнее кафе. Бывал тут или нет? Не помню.
Продвигаюсь дальше. Проникши в соседствующий с банком и кафешкой продуктовый магазин, останавливаюсь и прислушиваюсь к звукам города. Далеко где-то кто-то орет, поблизости же лишь сквозняки свистят да оконная рама погрюкивает.
Одноэтажный, небольшой, в отличие от банка в нем не осталось ни одного целого стекла. Как и вообще чего-либо целого внутри. Разбиты холодильники, опрокинуты витрины, разбросаны по всему магазину стеллажи. А кровавых пятен здесь куда больше, чем от перестрелки у ментов с бандитами. Сразу видно — обычные граждане хлеб делили. Правда, трупов не видать, вынесли, наверное.
Свое место я нахожу в кладовой. Отсюда два выхода и небольшое зарешеченное окошко, смотрящее ровно в четвертый кабинет, где должен был сидеть управляющий делами банковского отделения. Здесь подожду до вечера, ждать-то уже почти ничего. Если Жеке фартит и после смерти, корешок заметит маяк, если нет, пусть не злится десантник на том свете, я сделал что мог. На крайняк, оставлю этот чертов ключ в этом же кабинете. Смысл, думается, поймет лишь посвященный, кто не поймет — даже не заметит этой железяки. И тогда уж точно в расчете.
Впрочем, сказать проще, чем сделать. Во-первых, я реально уже что-нибудь прихавал бы — голод никогда не цацкается, коль уж приходит, жди только ухудшения. А во-вторых, перспектива просидеть за столиком кладовщика пару часов еще как раздразнит зверя под повязкой. Нужно бы прилечь, а негде. На полу не растянешься же. Поэтому я решил: если не придет за двадцать минут, ухожу.
На самом деле я прождал почти час. И вполне закономерно, что к двум насущным проблемам добавилась ничуть не лучшая третья. На город свалилась ночь, и стало так холодно, что невольно я начал выдавать себя цокотом зубов. Не помогал ни поднятый воротник, ни затянутый потуже пояс. Походить бы хоть, размяться, дык спалиться беспонтово неохота.
Проклиная себя совестного — за необыкновенно распухшее чувство сраного долга, Жеку — за дурацкое поручение, кореша этого, Руслана, — за то, что его либо нет, либо он близорукий остолоп, я уже собрался было вываливать из магазина… когда в окне банка заметил черную тень.
Опа-на, есть контакт!
Подхватив лежавшего на столе «галиля», я шустренько покинул выпотрошенный магазин и тихо, дабы не скрипнули двери черного выхода, проник в банк. Человек, в непонятке топтавшийся посредь кабинета управляющего, судя по всему, был один. Это уже тешило, поскольку если этот Руслан — гендерный каталовский быч, то хорошо, что с ним нет эскорта. С одним, пожалуй, еще справлюсь.