— Это был лучший день за долгое время.
— Хорошо.
Он наклонился и поцеловал меня. Нежно. Так, что у меня подогнулись колени. Он пах мятой и кофе, и этот вкус был почти пьянящим. В этом поцелуе не было ни спешки, ни давления. Только тепло.
Моё тело снова предало меня — я потянулась навстречу, и его руки обняли меня, словно укрывая от всего мира.
— Прости, что не был рядом, — сказал он, целуя меня вновь.
Его губы были тёплыми, почти домашними, и мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы отстраниться.
— Довольно, — прошептала я.
— Я знаю, ты сказала, что этого не может быть. Но я не могу иначе. Каждый раз, когда ты рядом… я должен тебя поцеловать. Рад, что вы обе в порядке.
Он улыбнулся, глядя на меня, и в его взгляде было что-то… что-то, что я не могла понять.
Я смотрела на него, и мне хотелось кричать. На него, на Слотера, на весь этот чёртов мир, в который я вдруг оказалась втянута.
— Ты должен был рассказать мне всё это с самого начала, — прошептала я.
— Я знаю. Я просто… Я не хотел, чтобы ты смотрела на меня, как все остальные. Как на преступника. Как на проблему. А ты — другая. С тобой… я тоже хочу быть другим.
Моё сердце сжалось. Он говорил это так тихо, так честно, что часть меня хотела поддаться, забыть всё, что я услышала. Но я не могла.
— Рэнсом, ты ввязался в серьёзные вещи. Тебе может грозить тюрьма. Вам всем.
— Да, я понимаю. Но мы не те пацаны, какими были тогда. Мы пытались вытащить себя из дерьма. Мы вылезли. Честно. А теперь это снова за нами тянется, будто у нас на лбу клеймо.
— А если они не отстанут? Что ты будешь делать?
Он посмотрел на меня в темноте, и в его глазах не было страха. Только усталость. И решимость.
— Защищать своих. Всех. Включая тебя.
Я отвела взгляд, не зная, как это переварить. Я не хотела быть его, но он уже каким-то образом стал моим. Эта лояльность, это безрассудство, эта чёртова преданность — всё это делало его опасным. И невыносимо привлекательным.
— Скажи мне одно, — выдохнула я. — Те деньги, которые ты дал мне… они не из этого?
— Нет. Клянусь. Это был мой выигрыш. У нас есть легальные гонки, призовые. Я бы никогда не дал тебе что-то, из-за чего ты могла бы пострадать.
Я кивнула, медленно. Мне хотелось верить. И, чёрт побери, я верила.
— Хорошо, — сказала я. — Но, если ты ещё хоть раз скроешь от меня что-то, что может повлиять на мою безопасность… я уйду. Навсегда. Понял?
Он не колебался.
— Понял.
Он взял меня за руку, и я позволила. Потому что, несмотря на всё, именно рядом с ним я чувствовала себя в безопасности.
Но внутри меня уже зарождался страх. Если всё это только начало — насколько дальше он готов зайти, чтобы защитить своих?
— Хватит, Рэнсом. Ты должен рассказать мне, что происходит, — сказала я, отстраняясь от него.
— Знаю. Жаль, что это, скорее всего, разозлит тебя.
— Я не знаю, разозлит или нет, но ты всё равно должен рассказать. Сейчас.
— Да, ты права. Пошли.
Мы прошли в тёмный угол заднего двора, и он посветил фонариком телефона на какие-то детали от машины.
— Что это? — спросила я, не понимая.
Он тяжело вздохнул.
— Примерно три-четыре года назад я, Фокс и Джакс начали работать здесь с Лукой. Данте тогда ещё не был с нами. Мы не были механиками, но быстро учились и любили машины. Через несколько месяцев мы поняли, что у Луки дела идут совсем плохо. Бизнес катился к чертям, и он сказал, что через пару месяцев мы все останемся без работы. А нам было некуда идти после этого места, так что мы решили что-то с этим сделать.
Мой желудок сжался в свинцовую глыбу, чувство, будто меня вот-вот вырвет.
— Что вы сделали?
— Мы начали угонять машины. Не слишком много, но несколько гоночных машин среднего уровня. Мы привозили их сюда, разбирали и продавали запчасти, чтобы на эти деньги легально покупать машины и собирать свои гоночные.
— Я думала, ты говорил, что вы не автоворы, — сказала я, пытаясь держать эмоции под контролем.
— Мы не автоворы. Мы не занимались этим уже много лет, не после того как Лука узнал. Слотер и его ребята поймали нас с деталями от одной из их машин. Лука всё уладил, но сказал нам либо завязать, либо убираться отсюда. На тот момент дела начали идти лучше, так что мы остановились.
— Сколько машин вы угнали?
— Тринадцать.
— И, я полагаю, их стоимость была немаленькой.
— Все вместе они тянули бы на несколько сотен тысяч долларов. Мы старались вернуть деньги, когда могли.
— Чёрт, Рэнсом, — сказала я, отступая на шаг, не в силах даже осознать такие суммы.
— После того как мы остановились, всё успокоилось. Но теперь всё начинается снова.
У меня сжалось сердце. Неужели они действительно снова этим занимаются? Неужели те деньги, которые он мне дал, пришли оттуда?
— И?..
— И Слотер сразу начал обвинять нас. Мы пытались объяснить, что это не мы, но после всего, что мы натворили, нам уже не верят. Он знает, что я был зачинщиком в прошлый раз, и он прав. Это я предложил идею. Мы все участвовали, кроме Скаут. Она была младше, и мы знали, что ей не понравится то, чем мы занимаемся. Кай тоже участвовал, о чём я жалею. Он с Скаут одного возраста, но мы всё равно позволили ему учавствовать в этом. Теперь это ему не в помощь — он вляпывается в неприятности каждый месяц.
— Но на этот раз это не вы? Вы не делаете этого снова?
— Нет. Клянусь, не мы. Мы на правильном пути с того самого дня, как Лука поставил нам ультиматум.
— И вы не знаете, кто теперь этим занимается?
— Нет. Мы уже несколько недель пытаемся выяснить, пока сами боимся стать следующими. Некоторые мастерские лишались по три-четыре машины за одну ночь. Такое провернуть незаметно непросто. Это должен быть кто-то, кто уже делал подобное раньше.
Я понимаю, что потеря такого количества машин может разрушить бизнес.
— Поэтому все думают, что это вы?
— Да.
— Почему ты не рассказал мне об этом раньше?
— Сначала я думал, ты веришь другим слухам и снова начнёшь меня ненавидеть из-за этого. Потом я не был уверен, поверишь ли ты, если я скажу правду. Это как будто ты увидела бы всё самое худшее во мне, и я не хотел давать тебе ещё одну причину ненавидеть меня. А потом я просто не хотел втягивать тебя в наши проблемы. Как ты видишь, ничего хорошего в этом нет, и всё становится всё опаснее. Мы стараемся держаться вместе, но иногда это невозможно. Кажется, за нами довольно хорошо следят, когда могут.