Я покачала головой и сузила глаза.
— Это не твое дело?
— Сейчас это мое дело.
— Может быть, у меня есть парень, которому я должна позвонить. Он, наверное, сходит с ума от того, что не смог поговорить со мной с самой ночи.
— Я не виню его. Хотя, действительно ли ты интересна парню, если ты уходишь с вечеринки, и он не может дозвониться до тебя всю ночь, а потом ничего не предпринимает? Разве он не должен был прийти к тебе?
— Я сказала, что может, у меня есть парень. Это не твое дело, есть он или нет.
— Так если у тебя нет парня, почему ты выглядишь так, как будто хочешь убежать отсюда как можно быстрее?
— Потому что я действительно хочу уйти отсюда как можно быстрее. Мне не нужно быть здесь дольше, чем нужно для того, чтобы забрать мой телефон и уйти.
Его голос стал тише.
— Почему? Не можешь вынести, когда я так близко, не прикасаясь к тебе, Котенок?
Эти слова прозвучали как грех, и я сразу почувствовала, как становлюсь влажной. Мысли о нём, голом, надо мной, с тем же голосом, произносящим грязные слова, мелькнули в голове, но я быстро заменила их на злость. Злость на него, за то, что он то ненавидит меня, то заводит меня с одного взгляда.
— Знаешь что, Рэнсом, — сказала я, подходя к нему, — я хочу свой телефон, потому что за информацию о группе уличных гонщиков, которые испортили статую прошлой ночью, предлагают вознаграждение. Я знаю пару человек, которые гоняли тогда, и мне не помешали бы деньги, так что мне нужен мой телефон, чтобы позвонить.
Я заметила, как он напрягся, его челюсть сжалась, и я почти почувствовала удовлетворение, пока его руки не потянулись ко мне, схватив за талию и притянув меня к себе. Мои бедра столкнулись с его с такой силой, что это оставило след. Его губы были всего в нескольких сантиметрах от моих, и я сжала их, стараясь не издать ни звука от этого неожиданного контакта.
— Думаю, это была бы плохая идея, — прошептал он, его глаза стали холодными, он смотрел на мои губы.
Я оттолкнула его, и он отпустил меня.
— Почему это? Потому что у тебя будут проблемы?
— Потому что ты можешь ошибаться. Ты уверена, что это были я или моя команда?
— А сколько уличных гонщиков рассекают по кампусу ночью в то же время, что и ты?
Он рассмеялся.
— В гонках обычно участвует больше одной-двух машин.
— Может быть, но я хотя бы могу указать на одну из групп.
— Если они решат, что это были мы, нам конец. Это разрушит наш бизнес. Разрушит наши жизни.
— Я позвоню. Пусть они сами разбираются в деталях.
Я почти почувствовала вину. Одного взгляда на гараж хватило, чтобы понять — они по уши в работе. Каждое место было занято машиной, и казалось, что все были чем-то заняты. Я не хотела быть той, кто разрушит чей-то бизнес… но с другой стороны, мне нужны были деньги, чтобы выжить.
— А как ты позвонишь, если у тебя нет телефона? — спросил он с ухмылкой.
— Рэнсом! — крикнула я, и голос эхом разнесся по гаражу. — Отдай мой телефон!
— Только если пообещаешь не звонить.
— Это не вариант. Они предлагают тысячу долларов за наводку на тебя, а я, на минуточку, на мели.
Я поморщилась, услышав собственные слова. Сразу вспомнила взгляды в школе, когда было видно, что у меня проблемы с деньгами. Я знала, что все это замечали. Это было очевидно — когда я не покупала новую одежду и ездила на раздолбанной машине. Про мою маму тоже быстро пошли слухи. Многим было известно, чем она занимается.
Он нахмурился и отвернулся. Я уже начала испытывать угрызения совести, пока не поняла, что он мог все это разыгрывать специально. Разыгрывал меня, используя прозвище, прикасался ко мне, уговаривал не звонить, чтобы отдать мне телефон и не попасть в беду. Он знал игры, которых я не знала, причем опасные. Я не могла попасть в эту ловушку.
— Ты говоришь, они дают тысячу долларов?
— Да. И мне эти деньги нужны.
— Я дам тебе работу, — сказал он, голос у него стал натянутым, будто ему было больно это произносить.
— Что? — я отступила на шаг, рот сам открылся от удивления.
Он все еще хмурился.
— Если не позвонишь — я дам тебе работу.
— Почему?
— Потому что мне не нужны копы, лезущие в наши личные дела. И я точно знаю, что случай с… памятником был несчастным случаем. Колледж сам может все это оплатить.
Что-то в его лице заставило меня поверить, что он искренен, но я не могла доверять себе в том, чтобы отличить, когда кто-то вроде него говорит правду, а когда — лжёт.
— Я прослежу, чтобы ты заработала не меньше, чем эта тысяча. И даже больше. График будет гибкий. Я дам тебе пятьсот долларов бонуса вперед. Но ты не имеешь права называть кого-либо из нас полиции.
Он оттолкнулся от машины и шагнул ко мне, но потом замолчал, давая мне время подумать.
— Ну, что скажешь? — Он стоял не так близко, чтобы дотронуться, но достаточно близко, чтобы я чувствовала его тёплое дыхание, когда он прошептал:
— Котенок?
Слово пробежалось дрожью по позвоночнику.
— Перестань называть меня так.
Он усмехнулся так, будто выиграл, но я ещё не соглашалась. Наверное.
— Ты серьезно? Эта работа — она не… извращённая? Там не нужно… ну, ничего сексуального?
Его улыбка исчезла, взгляд потемнел.
— Нет. Я бы не стал предлагать тебе деньги за секс. Мне не нужно за это платить.
Я выдохнула. Я не сомневалась, что ему действительно не нужно никого покупать, чтобы затащить в постель, но услышать это вслух как будто развязало тугой узел внутри меня.
После того, как то видео попало в сеть, некоторые парни начали обращаться со мной, как с игрушкой. Будто раз уж я переспала со своим парнем, и он это записал, значит, я могу переспать с кем угодно, где угодно, и просто так. А то и за деньги. Не прошло и недели, как один из парней из футбольной команды предложил мне двадцать баксов, чтобы заняться с ним сексом за трибунами. Я ударила его в лицо на автомате — тогда я ещё не знала, как сильно это может болеть. Но, видимо, попала как надо, потому что на следующий день он пришел в школу с двумя фингалами и сломанным носом. С тех пор ни один из футболистов ко мне не приближался. Меня тогда удивило, что один удар сделал столько, но я не стала задаваться вопросами.